День прошел быстро. А вечером мы снова были в театре, где Менделевич играл в пьесе по Шолом-Алейхему. Наш друг и покровитель ухитрился незаметно для публики даже вклинить в реплику роли особое напутствие, которое в тексте не значилось, оно предназначалось лично нам: «Мазл тов!» — это горячее пожелание удачи молодоженам. Нам с Раисой сюрприз очень понравился.
После спектакля мы поднялись к Менделевичу в его актерскую уборную.
Стали рассыпаться в благодарностях, но он со смехом отмахнулся:
— Вы же видели? Никто ничего не заметил. Я могу говорить, что угодно, все проходит… К счастью, Шолом-Алейхем уже не сможет нас услышать.
Потом мы отправились к Раисе. И там, на ее кровати, среди ее вещей, в том месте, где она чувствовала себя дома, я без блеска провел свою первую брачную ночь.
Занятая своими мыслями, Раиса даже не обратила на это внимание. Она задремала, а я остался лежать с открытыми глазами. Строил тысячи проектов, вариантов совместного будущего. Надо было срочно принимать ряд решений. Гальперин, поэт, воспевавший колхозную жизнь, человечек с детским голоском, предложил мне перевести на французский его поэму о войне, но при условии, что я официально вступлю в партию. Я обсудил это с Раисой, которая тоже горячо убеждала меня стать коммунистом. В общем, почему бы и нет? СССР победил Гитлера, заплатив за это дорогой ценой, Красная армия освободила Майданек и Освенцим, надо же показать, что я благодарен за это. К тому же мне на память приходили мои давнишние знакомые: Инге, Трауб, Эфраим… Конечно, были еще и Яша, Пауль Хамбургер, чистки, исчезновения, но в истории человечества столько разных страниц… Итак, я решил вступить в партию.
Мой сборник появился в печати на исходе 1946 года. Встретили его по-разному. Некоторые критики выражали свое восхищение, другие, не разобравшись в сути, разносили его в пух и прах. Впрочем, надо признать, что я все сделал для того, чтобы сбить их с толку.
Томик назывался: «Во сне я видел моего отца», а ни в одном стихотворении об отце не упоминалось. В последний момент я решился убрать некое лирико-мистическое сочинение, в котором описывал особую церемонию: там люди идут по улице вслед за моим отцом. Я спрашиваю его, куда он направляется, но он мне не отвечает, я пропускаю кортеж вперед и следую за ним, чуть отставая; мы идем в молчании, но я слышу, как кто-то внутри меня заговаривает со мной, однако не ведаю, кто это может быть. Голос все говорит, а я понимаю, что мне запрещено узнать, кто он. Передо мной нет никого, я опускаю глаза и вижу маленького мальчика, который растет, вырастает… Он кивает мне, и я его наконец узнаю. Он задает мне вопрос, не произнося ни звука, и теперь я догадываюсь, со мною говорит его молчание. При этом он на меня и не смотрит, но я слышу: «Что ты сотворил со мною?» Вместо ответа я протягиваю ему мой сборник.
Почему я убрал это стихотворение, стоявшее в томике первым? Боялся вызвать растерянность и неприятие у коммунистически настроенных читателей.
Но в общем мне грех было жаловаться. Маркиш организовал вечер в мою честь. Критик из газеты «Известия», приглашенный Менделевичем, посвятил мне столбец, маленький, но хвалебный. Ходил даже слушок, что отчет о вечере и о книжке появится на страницах «Литгазеты». У меня были все основания быть довольным, и я ощущал нечто подобное, насколько мог. У нас появились кое-какие деньги. Государственное издательство иностранной литературы заказало мне перевод Ицика Фефера на французский язык и Золя — на идиш. Готовилось второе издание моего томика, и мне предлагали выпустить новую подборку. Моя статья в «Правде» о поэтических переложениях ленинских высказываний вызвала большой интерес. Короче, я вошел в моду.
В здешней литературе у меня появилось какое-то имя, это льстило. Не только тем, что давало определенные материальные преимущества: более просторную квартиру, лекции и обсуждения книг в Домах культуры, выступления в колхозах, приглашения на официальные обеды и встречи в узком кругу; теперь я обладал и небольшой властью: к моим литературным оценкам прислушивались, я мог выступить за или против того или иного автора либо произведения.