— А как состояние Павлика Тиунова? Жить будет? — спросил судмедэксперта Антон.
— Все под Богом ходим… — уклончиво ответил Медников.
— Поконкретнее бы, Боря.
— Конкретно скажу через сутки — двое.
— Резванов как?
— Этот мастер беспарашютного спорта через месяц будет скакать, как кузнечик. Перелом несложный, быстро зарастет.
— Можно с ним поговорить?
— В третьей палате хирургического корпуса лежит. Кроме него там, кажется, сейчас никого нет. Все выздоравливающие на природе гуляют.
Третья палата находилась на первом этаже. Резванов с загипсованной, будто толстая кукла, ногой лежал на койке у самого окна и, тихонько выпуская табачный дым в приоткрытую створку, покуривал. Когда Бирюков вошел в палату, он мигом выщелкнул окурок за окно, болезненно сморщился и застонал.
— Не бойтесь, я — не врач. За курево ругать не буду, — поправляя на плечах наброшенный медсестрой белый халатик, сказал Антон.
— Чего мне бояться… — вроде бы пересиливая боль, ответил Резванов. — Скучно одному лежать.
Бирюков присел возле кровати на легонькую табуретку. На вид Резванову было около двадцати лет. Худощавый, словно мальчишка, он был одет в полосатую больничную пижаму с подвернутой до колена штаниной на правой загипсованной ноге. Длинные, как у попа, волосы переплелись сосульками. Лицо прыщеватое, с мучительной гримасой. Глаза страдальческие, бесцветные. Веки покрасневшие. Еще не приученный к бритью подбородок зарос реденькими рыжеватыми завитушками.
— Чтобы не скучать, расскажи-ка, Алексей, что у вас с Павликом Тиуновым произошло? — попросил Бирюков.
— А кто вы такой?
— Начальник уголовного розыска.
— Чего мне рассказывать… — Резванов опять мучительно простонал. — Сам Павлик гробанулся и меня, падло, чуть не прикончил. Не хотел я с ним ехать, уговорил ведь…
— Зачем в райцентр поехали?
— Павлику чего-то надо было здесь купить.
— Что именно?
— Не знаю.
— Он что, умышленно под мост свалился?
— Спросите у него, чокнутого… Когда из Серебровки выехали, начал бывшую свою жену сволочными словами ругать. Даже проговорился, будто отомстил ей за то, что с березовским электриком Гумановым спуталась.
— Чем отомстил?
— До самоубийства ее довел, что ли…
— Ну, а потом?..
— Потом, когда к Крутихе стали подъезжать, побелел весь, затрясся и как заорет во все горло, козел: «Прыгай, Лешка, пока не поздно!» Как я из кабинки трактора успел выскочить — не помню, — Резванова словно перекорежило от боли. — Ой-ой-ой, нога…
Из больничной палаты Антон вышел с твердым убеждением, что Резванов многое не договаривает и чего-то боится: то ли, чтобы вину за поврежденный трактор не свалили на него, то ли чего-то другого…
Глава 9
Точно в назначенное время, как условились с Зорькиной, Бирюков остановил «Жигули» на асфальтированной площадке у входа в райисполком, рядом с одиноко стоящей новенькой «Волгой». Марины не было. Убедившись но часам, что не опоздал,. Антон выключил двигатель и от нечего делать стал рассматривать вывески по, краям больших стеклянных дверей. На глаза почти сразу попались крупные золотистые буквы ЗАГС. Тут же вспомнилась хорошо знакомая заведующая загсом, седая невысокая женщина в очках, и Антон попытался представить, как он с Зорькиной подает ей заявление о регистрации брака.
«А что, если это сделать прямо сейчас, не отходя от кассы?» — вдруг мелькнула у Антона веселая мысль. Тотчас, будто легка на помине, из райисполкома вышла Зорькина. Придерживая Марину под локоток и обольстительно заглядывая ей в лицо, шел высокий моложавый мужчина с институтским ромбиком на лацкане безупречно сидящего светлого пиджака. На широком крыльце они остановились. О чем между ними был разговор, Бирюков не слышал, но в ответ на слова мужчины Марина отчаянно кокетничала.
Антон из озорства надавил на сигнал. Зорькина, будто испугавшись, оглянулась и торопливо подала мужчине руку. Почти вырвавшись от него, она легко сбежала по ступенькам невысокого крыльца и, помахивая папкой, подошла к «Жигулям». Бирюков, не поднимаясь с сиденья, распахнул перед нею дверцу.
— Без необходимости, товарищ водитель, в районных центрах подавать звуковые сигналы запрещается, — строгим тоном сказала Марина, усаживаясь в машину на переднее сиденье. — Или начальнику уголовного розыска все дозволено?..
— У меня была аварийная ситуация, — шутливо ответил Антон.
— На стоянке?..
— Где же еще у ротозея могут украсть из-под носа красивую девушку? Что за ловелас перед вами хвостом мел? Почему я его не знаю?
— Новый председатель из Ярского колхоза. Уговаривал подбросить в Березовку на «Волге».
— Ух, разбойник с большой дороги! Я ему подброшу…
Марина улыбнулась:
— Откуда такая агрессивность? Настроение еще больше испортилось?
— Напротив, настроение — на все сто! — Антон подмигнул. — Даже оригинальная мысль появилась. Сказать?..
— Скажите.
— Пока этот разбойник вас не украл, предлагаю зайти в загс и оставить там заявление.
— Зачем?
— Чтобы через месяц получить свидетельство о законном браке.
Зорькина уставилась на Антона широко открытыми глазами:
— Оригинально!.. Так вот сразу: раз, два и — в дамках?
— Не в дамках, а в дамах. Разве не надоело в девушках ходить?
— Ужасно надоело! Эх, жаль, паспорта с собой нет…
— У меня заведующая загсом знакомая, договорюсь.
— По блату? — в глазах Марины засветилась озорная лукавинка. — Это уже будет не законный, а блатной брак.
Бирюков засмеялся:
— С вами невозможно разговаривать.
— Правда? Это опять от волнения меня занесло.
— Что-то часто вас заносит.
— Сама удивляюсь. — Зорькина мельком глянула на председателя Ярского колхоза. — Поедемте, Антон Игнатьевич, а то увезут меня в «Волге».
— Пусть попробуют!..
Бирюков лихо тронул машину с места. Марина, откинувшись от неожиданности на спинку сиденья, мечтательно зажмурилась. По райцентру ехали молча, Антону вдруг стало неловко за свое опрометчивое предложение. «Вот отмочил номер! — с внутренней усмешкой подумал он. — Что-то я сегодня, как сказал бы фантазирующий Торчков, не в своей тарелке. Во, недотепа!»
Возле дороги тянулись знакомые поля с березовыми островками. Светло и просторно было под безоблачным голубым небом, прочеркнутым, будто по линейке, ровной белой полосой от пролетевшего в выси реактивного самолета. В молчании проехали Крутихинский мостик. Ни тракторов, ни колхозников во главе с бригадиром Гвоздаревым здесь уже не было. Даже проломленные Павликом Тиуновым перила на мосту успели починить.
— О чем задумались, Антон Игнатьевич? — внезапно спросила Зорькина.
— О том же, о чем и вы, — машинально ответил Бирюков.
— Умеете читать чужие мысли?
— Конечно. Это ж моя работа.
— С вами страшно общаться.
— Не так черт страшен, как его малюют.
— Вы не боитесь уголовников?
— Нет, я смелый.
— А они?..
— Они меня боятся.
— Хотите, сделаю для вас что-нибудь хорошее?
— Сделайте.
— Давайте наколдую, что в этом деле, которое теперь расследуете, ни одного трупа не будет…
— Вы колдунья? — принимая игру, спросил Антон.
— Ужасная. Елизавета Казимировна передала мне духовное завещание. Колдовать?..
— Колдуйте!
— Кол-дую… — Зорькина сосредоточено уставилась вдаль, словно хотела разглядеть что-то непонятное в приближающемся березняке, и замерла, будто нахохлившаяся птица. Через несколько секунд она облегченно вздохнула: — Трупов не будет.
— Прекрасно, — улыбнулся Антон. — Теперь наколдуйте еще что-нибудь хорошее.
Марина опять, уставясь взглядом в березняк, затаила дыхание и неожиданно вскрикнула:
— Явление Христа народу!
Бирюков ничего не успел понять — метров за сто впереди из-за березняка на дорогу выскочил босоногий Торчков и, петляя, как заяц, устремился навстречу машине. Бежал старик не быстро, но с таким угрожающе-отсутствующим видом, что, казалось, будто он вознамерился протаранить «Жигули». Антон плавно затормозил и, чтобы привести земляка в чувство, громко окликнул: