— Вы успели заглянуть в заметки отца?
— Да, но там много сокращений, все очень сложно. Думаю, мне будет легче расшифровать его записи, когда я переведу текст Дюрера, потому что ваш отец неоднократно на него ссылается.
— Да, планы у вас большие. А как быть с жандармами?
— Пока они не знают, где мы.
— Именно это меня и беспокоит! Я позвоню им.
— Вы с ума сошли? Нет, сначала надо разгадать тайну, а уж потом мы все расскажем фараонам.
— Это вы с ума сошли! Лично я не хочу угодить в тюрьму!
Я взял свой мобильник и набрал номер комиссариата Горда. Софи тут же вырвала телефон у меня из рук и отключила.
— Двое суток! Через сорок восемь часов, если мы ничего не обнаружим, позвоним фараонам. В конце концов, в чем нас можно упрекнуть? Если мы позвоним сейчас, можете распрощаться с тайной вашего отца.
Я тяжело вздохнул. Она была крайне возбуждена, тогда как я был скорее напуган.
— Жандарм специально просил меня предупредить его, если я надумаю уехать из Горда.
Софи безнадежно тряхнула головой и с досадой протянула мне мобильник.
— Вы ничтожество!
Я взял телефон и вновь набрал номер жандармерии. Софи права. Я — ничтожество. У меня не было никакого желания вступать в борьбу.
— Мсье Лувель? — завопил жандарм на другом конце линии. — Я же просил вас не уезжать из Горда!
— Весьма сожалею, но у меня нет желания торчать в городе, где в меня стреляют! — парировал я. — Я в Париже, и пока вы не арестуете типов, которые дважды на меня нападали, на мое возвращение не надейтесь!
— Я не могу взять под стражу два обгорелых трупа! И вообще, что касается ареста, первый кандидат — вы, Лувель! Я потребовал, чтобы прокурор объявил вас в национальный розыск.
Меня передернуло.
— Вы опознали этих типов? — рискнул спросить я, понизив голос.
— Мсье Лувель, мне очень жаль, но я прошу вас немедленно явиться в ближайший комиссариат полиции и…
Я отключился, не дослушав.
Софи смотрела мне в лицо.
— Здорово сыграно, — с иронией произнесла она.
— Вы были правы, — сказал я, нахмурив брови. — Нам нужно еще двое суток.
Она улыбнулась:
— А как же ваш агент?
Поколебавшись секунду, я выключил телефон, открыл крышку и подцепил большим пальцем карточку.
— Двое суток, — повторил я, сунув карту в карман.
Она кивнула в знак одобрения:
— Все же сходите и купите себе временную карту, ведь телефон нам может понадобиться!
— Ладно. Заодно я раздобуду вам словарь, и пока вы будете, как пай-девочка, заниматься переводом, я взгляну на парижскую резиденцию «Акта Фидеи». На эту «Инадексу».
Она резко повернулась ко мне:
— Вы с ума сошли?
— Вовсе нет.
— Это слишком опасно!
— Но ведь это же официальная организация? Один из ее членов звонил мне, я просто зашел спросить, кто это был.
— Официальная организация, которая обосновалась в Париже под прикрытием общества-ширмы… Нет, я не уверена, что это разумно.
— Послушайте, либо звонивший нам тип действовал независимо от них, и это могло бы их заинтересовать, либо они сами здесь замешаны, и я это сразу пойму. Я приду туда открыто, в наглую. Мне нужно знать.
Она вздохнула.
— Не очень-то хитроумный метод… У меня дома есть пистолет, — продолжала она, — наверное, лучше вам взять его с собой.
— Да все будет в порядке! Я же сценарист, а не ковбой. И потом, к вам нельзя, это первое место, где нас станут подстерегать и вороны, и фараоны…
Я встал, но Софи удержала меня за руку.
— Только будьте крайне осторожны, — настойчиво сказала она.
— Сейчас я собираюсь пойти за словарем для вас… это не так уж опасно.
Через полчаса я оставил на стойке у портье немецко-французский «Ларусс», попросив отнести его в наш номер, и направился к резиденции «Акта Фидеи».
По иронии судьбы парижская резиденция общества «Инадекса» располагалась на улице Жюль-Сезар, за площадью Бастилии, всего в нескольких метрах от одного из центров Церкви сайентологов. Одна улица для всех этих прелестных людей — такое можно увидеть только в Нью-Йорке или в Париже. И как раз сегодня сайентологи вышли на прогулку.
Кроткие адепты Рона Хаббарда проводили демонстрацию протеста против «расизма», жертвами которого они ощущали себя во Франции… Здесь были сайентологи из всех стран, возможно, иностранных было больше, чем французских. Некоторые несли громадные желтые звезды Давида с надписью «Член секты». Меня чуть не вырвало. Я подумал о судьбе сотен тысяч евреев полвека назад: их память пытались использовать в своих интересах эти беспардонные грабители… Ведь если кто и притесняет детей Хаббарда во Франции, так это фискальная служба, которая пытается вытрясти из них положенные налоги! Приравнивать это к участи евреев во время Второй мировой войны — такое уже и дурным вкусом назвать нельзя.