И я решил позвонить нотариусу. Набирая его номер на мобильнике, я двинулся на кухню, чтобы выпить виски. Совсем чуть-чуть.
– Алло? Мэтр Пайе? Это Дамьен Лувель. Я звоню вам из отцовской квартиры…
В одном из шкафов на кухне нашлась бутылка «О'Бэн». Любимый сорт моего отца. Редкий случай, когда наши вкусы совпадали.
– У вас все хорошо? – с тревогой осведомился нотариус на том конце провода.
– Да. Я просто хотел спросить… Вы не знаете, куда делись все книги отца?
– Ах да. В самом деле, мне нужно было вас предупредить. Два года назад он продал библиотеку, чтобы купить дом в Горде. Мне удалось отговорить его от продажи картин, но с книгами я не преуспел.
– Он продал все книги? – удивился я, закрывая бутылку.
– Все собрание. Одному коллекционеру из Амьена.
– И этого хватило на покупку дома?
– Отнюдь нет. Если память мне не изменяет, он выручил на этом примерно шестьсот тысяч франков. Поэтому он и хотел продать кое-какие картины. Но я убедил его, что лучше продать акции…
– Думаю, вы правильно поступили. Но я очень удивлен. Он так дорожил своими книгами! Наверное, ему чертовски хотелось купить этот дом!
Нотариус не ответил. Я поблагодарил его и выключил мобильник.
Почти час я просидел на канапе в гостиной, разглядывая пустые полки со стаканом виски в руке. Если бы здесь был дистанционный пульт, я бы, наверное, включил телевизор и стал бы тупо перепрыгивать с канала на канал, убаюкивая себя бессмысленным мельканием ярких картинок. Но я словно оцепенел, и только в голове моей роились мысли. Отчего у меня возникло твердое убеждение, будто здесь что-то не так? Только потому, что я превратился в чужака и мне было неприятно признаться себе в том, насколько я оторвался от всего, имеющего отношение к моей семье? Дом на Юге, автокатастрофа в два часа ночи, пустая библиотека. Все было непонятным, и это начинало меня не на шутку раздражать. Порой гнев пересиливал сожаления о былом, затем ностальгия возвращалась под влиянием виски, но из гордости я не мог допустить, что смерть отца хоть как-то меня затронула. И все же… Все это походило на скверный сериал, в котором сын начинает сожалеть о том, что не успел примириться с отцом. Правда, я ни о чем таком не сожалел. Просто мне было грустно и одиноко. Очень одиноко. Впервые я понял, что остался один. Не желать встречи с отцом – это одно, не иметь такой возможности – совсем другое.
Внезапно мой телефон зазвонил, и это вывело меня из оцепенения. Я встал, чтобы вынуть вибрирующий мобильник из кармана.
– Алло?
Я сразу узнал голос Дэйва Мансена, моего агента. «Стивен Д. Олдрич Артисте Эйдженси» приставило ко мне этого типа, когда «Сексуальная лихорадка» стала набирать очки, и бедняга из кожи вон лез, всячески стараясь угодить и с трудом скрывая тревогу, которая, наверное, была лишь бледным отражением тех чувств, что испытывали его боссы: я превратился в главный источник их доходов, и если бы мне вдруг вздумалось сменить агентство, им пришлось бы закрывать лавочку, потому что они наняли безумное количество народа. Не удивительно, что все меня усиленно обхаживали и весьма преуспели в искусстве лести… Им, конечно, невдомек, что я вовсе не хотел что-то менять, но ситуацию, признаться, использовал, давая понять, что могу бросить их в любой момент… Я забавлялся, как мальчишка, играя на нервах Дэйва: конечно, это было слегка жестоко, но я надеялся, что у парня хватит ума не принимать это слишком всерьез. Впрочем, они получали такой процент с моих авторских прав на «Сексуальную лихорадку», что могли бы и не такое стерпеть…
– Все в порядке, Дамьен?
Вот уже два года Дэйв предпринимал титанические усилия, чтобы произносить мое имя на французский манер, но добился лишь того, что я не мог удержаться от смеха, когда он обращался ко мне.
– Угу, Дээйв, все хорошо. Не беспокойся.
– Как отель?
– Ну, это же «Риц»…
– Так ведь я не знаю, я же никогда не бывал во Франции… Кстати, забыл сказать тебе вчера, что в Париже есть агентство, которое представляет наши интересы. Если тебе что-нибудь понадобится, они всегда помогут. Агентство небольшое, у французов больших нет, но люди там милейшие.
– Я знаю, Дэйв… ты, похоже, забыл, что и я француз?
– Да, да, конечно. Дать тебе их телефон?
– Нет-нет, пока не нужно, спасибо… А вот тебе придется взять для меня мотоцикл напрокат.
– Ты не хочешь ездить на такси? – удивился он.
– В Париже это меня вполне устраивает, но для долгой поездки…
По внезапно наступившему молчанию я догадался, какое у него сейчас выражение лица. Как и вся команда «Олдрич», Дэйв страшно боялся, как бы мое пребывание во Франции не затянулось. Я уже на две недели задержал последние сценарии для третьего сезона «Сексуальной лихорадки», и продюсеры, конечно, обрывали телефоны в агентстве, не скрывая своего растущего нетерпения. Почему эти треклятые французы всегда так тянут? Сценарии были давно готовы, продюсеры наняли целую армию писак – story editors и script doctors, но я должен был все это просмотреть, одобрить и придумать финальный аккорд.
– Ты… ты куда-то едешь? – пролепетал Дэйв.
– На юг Франции.
– Что?
– Я еду в Горд, это в Провансе. Отец купил там дом, и мне надо уладить кое-какие дела.
– Это надолго?
– Не знаю.
Я почти видел, как пальцы Дэйва конвульсивно сжимают трубку.
– Но… Но как же deadline [7], Дамьен?
– Слушай, Дэйв, у меня только что умер отец, – сказал я с притворным негодованием.
Это был верх жестокости. Бедный парень онемел. Я сжалился над ним…
– Не волнуйся, Дэйв, это очень тихое место, и я смогу спокойно поработать в своем домишке. Не терзайтесь вы там, в агентстве. В ближайшие дни я пришлю вам окончательный вариант по мейлу.
Я с улыбкой отключил мобильник и посмотрел на свое отражение в большом зеркале. Я попытался разглядеть черты отца в собственном лице. Узнать его глаза. Рот. Но увидел я только трехдневную щетину, круги под глазами и взлохмаченную черную шевелюру. Нечто ирреальное. Совсем другой я – такого мне уже давно не доводилось видеть, и этот другой я совершенно не хотел писать похабные истории о нью-йоркских задницах.