Неожиданно в голову Олега пришла мысль, которая поразила его еще больше, чем только что открывшаяся истина.
– Но если он знал о существовании своей сестры, то почему не объявился, когда она еще была жива? – задумчиво спросил Олег вслух, ни к кому не обращаясь. – Баба Маша всю жизнь считала, что война отняла у нее всех родных, и страдала от этого. Представляю, как она была бы счастлива, нежданно-негаданно обретя родного брата…
– Возможно, у Святослава Вячеславовича Полоцкого были свои причины скрывать этот факт, – заявил Мстислав Иванович, не заметив или забыв, что повторяется. Возможно, благодаря своему возрасту он давно уже пришел к убеждению, что бессмысленно осуждать людей за их поступки, какими бы странными или даже чудовищными те не казались. И даже не пытался доискаться до смысла этих поступков, лишь безразлично констатируя сам факт. Однако на этот раз он все-таки не удержался и, невольно выдавая свое критическое отношение к Олегу, нравоучительно заметил: – Не вам судить, молодой человек. И если позволите, то я продолжу чтение завещания вашего, как уже стало понятно, двоюродного деда. А то мы так никогда не закончим.
– Да, конечно, – смутился Олег, уловив осуждающие нотки в голосе нотариуса. И почему-то даже извинился: – Простите меня, пожалуйста. Постараюсь впредь не прерывать вас.
Старичок удовлетворенно кивнул и продолжил чтение.
– Я возлагаю на своего наследника по настоящему завещанию определенные условия, которые он должен неукоснительно исполнить.
Во-первых, он должен развеять мой прах над озером Зачатьевским, находящимся неподалеку от Усадьбы Волхва, как ее называют местные жители, где я проживал до своей смерти.
Во-вторых, он должен разрешить пожизненное проживание в доме, который ему перейдет по наследству, моему старому другу Тимофею, пока тот сам не решит покинуть этот дом и переселиться в другой.
В-третьих, он должен продолжить дело всей моей жизни, а в чем оно заключается, он узнает, прочитав письмо, написанное лично для него, и которое ему будет передано после оглашения завещания…
С каждым новой фразой недоумение Олега только усиливалось. Он едва дождался, пока нотариус закончит чтение завещание. И не успел тот смолкнуть, как Олег буквально возопил:
– И как прикажете все это понимать, уважаемый Мстислав Иванович?!
– Как написано, – невозмутимо ответил тот. – И незачем так волноваться, молодой человек. А тем более кричать. Вы хотите, чтобы ваш дедушка услышал вас там, где он сейчас находится?
– Но ведь это абракадабра какая-то, – пожаловался Олег уже намного тише, признавая правоту старичка. – Прах над озером, старый друг Тимофей, дело всей жизни… – Он помолчал, а затем с сомнением произнес: – И все это, скорее всего, ради какой-то развалюхи с протекающей крышей у черта на куличках, не стоящей даже ломаного гроша?
Олег разговаривал сам с собой. Однако нотариус, решив, что этот вопрос косвенно адресован ему, сухо сказал:
– К завещанию прилагается список движимого и недвижимого имущества, включая банковские вклады, акции и прочее, принадлежащего Святославу Вячеславовичу Полоцкому, заверенный нотариально. Состояние вашего деда на момент его смерти оценивается в пятьсот миллионов рублей. И это по самому скромному счету.
Олег от изумления едва не присвистнул, но вовремя сдержался. Он понимал, что проявить подобную несдержанность в стенах этого кабинета значило окончательно и бесповоротно погубить свою репутацию в глазах человека, который родился в мире, где превыше денег ценили приличные манеры. Это была безвозвратно канувшая в небытие эпоха, и, возможно, Мстислав Иванович остался единственным ее представителем, но это ничего не меняло. Олег не хотел выглядеть в его глазах невоспитанным и вульгарным молодым человеком. Он понимал, что после этого старичок надолго, если не навсегда, закроется от него, как устрица, в своей раковине. А Олегу еще многое хотелось от него узнать, и не в отдаленном будущем, а уже сейчас.
– Впрочем, Олег Витальевич, вы можете отказаться от принятия наследства, если у вас есть сомнения, – сказал нотариус. – Это ваше законное право.
Олег вспомнил ранний визит Белозара и его предостережение. Он с подозрением посмотрел на нотариуса и едва не спросил, не знает ли тот человека, представляющегося жрецом Перуна. Но сдержался. Едва ли этот старичок, стоявший одной ногой в могиле, мог быть замешан в интригах какого-то безумца.