– Живого! – произнес Августино. – Жи-во-го! И чтобы ни один волосок не упал с его головы!
Какой странный и неприятный взгляд у Мэнгри! Кажется, что на его лице черная маска и сквозь прорези белеют жестокие глаза. Как пытливо он смотрел на Августино, словно пытался прочесть его мысли. А эта вечная насмешка на его полных фиолетовых губах! Нет, он не может догадываться. Ни одна живая душа не посвящена в замыслы Августино.
– Ясно, хозяин, – ответил Мэнгри. Он поднимался с пяток на носки, сгибал поочередно колени, рисовал руками круги в воздухе. Непрекращающийся идиотский танец. – Ни один волосок…
– Старшим будет он, – сказал Августино, направив кривой палец на Линчо.
Вот теперь Мэнгри забыл про музыку. Он замер, с недоумением глядя на Августино.
– Что?! Вот этот…
– Да! – крикнул Августино и ударил рукой по подлокотнику.
– Ну, хозяин, вы…
– Как сказал, так будет! – снова оборвал его Августино.
По губам Мэнгри пробежала едва заметная усмешка. Он сплюнул под ноги и, повернувшись, пошел напрямик по газону к особняку. Августино некоторое время смотрел ему вслед. Правильно ли он сделал, что нанес такой удар по самолюбию начальника охраны? Как бы то ни было, Августино не привык отказываться от своих слов. Будет так, как он сказал. Мэнгри надо разоружать, отбирая у него власть. И делать это постепенно и постоянно. Иначе может прийти время, когда будет поздно что-либо предпринимать.
– Я дам тебе много денег, – произнес Августино, опустив голову на грудь. – Тебе помогут надежные люди. И не спускай глаз с Мэнгри. Этот русский мне нужен живым и невредимым.
– Я понял, хозяин, – ответил Линчо.
– Все, иди! – произнес Августино и вяло махнул рукой.
Вспышки гнева всегда отнимали у него много сил. Сейчас, когда его тело было налито свинцовой тяжестью, это было особенно заметно. Августино закрыл глаза. В сознании мельтешили цветные пятна. Он как наяву видел Клементину. Девочка бегала по краю пропасти. Легкий ветер гнал надувной шарик к краю обрыва. Девочка бежала за ним и смеялась… Августино поднес дрожащую руку ко лбу. Все люди одинаковы, как куклы. В голове опилки, в теле тряпки. В двадцать он думает, что будет жить вечно. В тридцать – что у него еще очень много времени, чтобы исправить ошибки молодости. В сорок он воспринимает себя гранитным монолитом, который никому не сломать и не скинуть с пьедестала. А потом он просто закрывает глаза, чтобы не портить настроение очевидным. И лишь к старости начинает думать о боге и ужасаться, каким глупым был и что вся жизнь – одна большая ошибка… Но у него еще есть время! Он сделает то, что задумал. У него хватит на это и сил и воли. И сил и воли…
Августино дернулся, словно хотел разорвать бумажную обертку, в которую его завернули, и попытался встать с коляски… Он может! Он еще на многое способен!
ГЛАВА ВТОРАЯ
ДВЕ НЕДЕЛИ СПУСТЯ. ЮГ РОССИИ
– Пора, – сказал Ваха. – Уже темнеет.
– Это из-за дождя, – ответил Алхаз, вынул из пакета банан и зубами принялся сдирать с него шкурку. – Зачем мокнуть?
По зонтам кафе в самом деле струились потоки воды. Раскатисто прогремел гром. Потянуло сыростью и свежестью. Продавщица вышла из-за стойки и включила настольную лампу.
Они уже третий час сидели за крайним столиком пустого кафе, беспрерывно курили, давили окурки остроносыми ботинками и пили чай из мутных стаканов. Красная скатерть была обсыпана пеплом и мелко порванной оберткой от сигарет, но уборщица скучала под зонтом, опершись на швабру, и к ним не подходила. Черная кошка дремала под стулом уборщицы и, щурясь, смотрела, как на асфальте пузырятся тяжелые дождевые капли. Со смехом в кафе забежали две девушки, придерживая на головах продуктовые пакеты. Они были веселы оттого, что попали под дождь. Ваха посмотрел на их загорелые, забрызганные ноги и по привычке позвал:
– Девушки! Де-ву-шки! Шампанского не хотите?
Алхаз знал, что эти приезжие блондинки подойдут к ним только под угрозой смерти, а на шампанское у Вахи нет денег. Аванс, полученный утром, они потратили на газовый пистолет и на справочную, чтобы узнать домашний адрес и место работы Кирилла Вацуры. Тем не менее Алхаз с деловым видом сплюнул под ноги и строго сказал:
– Сначала дело, а потом отдыхать.
«Дело», которое им предложил хромой иностранец (то ли китаец, то ли монгол), было весьма выгодным. Полгода торговли на рынке принесли бы им намного меньше денег. А тут всего за несколько часов – целое состояние. Иностранец русским совсем не владел. Они встретились на рынке. Он медленно бродил вдоль торговых рядов, где продавали черешню и незрелые абрикосы, и сверкал во все стороны черными стеклами очков. Алхаз предложил ему купить гнилой ананас, а Ваха попытался всучить черные бананы, убеждая, что это особый бразильский сорт. Иностранец товаром не заинтересовался, но, услышав из уст Вахи слово «бразильский», остановился у прилавка и минуту пристально рассматривал лица обоих продавцов. Потом он вынул из нагрудного кармана своей кроваво-красной рубашки бумажник, достал оттуда сто долларов, положил купюру на чашу весов и придавил ее гирькой.
Они сразу догадались, что хромой платит им вовсе не за ананас и «бразильские» бананы. Свалив свой товар в ящик с раздавленными помидорами, в котором ковырялись бомжи, они пошли следом за иностранцем. Хромой, не оглядываясь, быстро пересек рыночную площадь, ловко лавируя между старушками, торгующими зеленью, цветами и котятами, зашел в провонявший мочой сквер и сел на скамейку. Когда Ваха и Алхаз сели с ним рядом, иностранец вынул из кармана лист бумаги, на котором кривыми печатными буквами было написано: «Я хочу, что Вы закончились ко мне этот человек. Я заплачу к Вам 10 000 доллар».
Ваха не очень хорошо знал русский и потому фразу «закончились ко мне этот человек» понял как «прикончили этого человека и труп принесли мне». Сначала в его душе вспыхнули негодование и возмущение, которые неожиданно сменились обидой из-за слишком маленькой суммы.
Ваха передал записку Алхазу. Тот долго читал ее, выпускал на нее дым сигареты и морщил лоб. Потом записку снова читал Ваха и думал о том, что неплохо бы вытянуть у хромого двадцать тысяч баксов, при этом никого не убивать, а принести ему освежеванную тушу барана. Оба продавца встали со скамейки, сели на корточки и стали глубокомысленно плевать себе под ноги. В такой позе они пробыли достаточно долгое время, после чего более смышленый и умудренный жизнью Алхаз сквозь зубы спросил у Вахи:
– Чего он хочет? Ты понял?
– Прикончить кого-то, – предположил Ваха, в очередной раз сплевывая под ноги.
– Дело серьезное, – без энтузиазма произнес Алхаз. – Надо подумать…
Иностранец крутил головой, глядя то на одного, то на другого. Ваха вообразил, как он будет нести чей-то труп по многолюдным улицам, где всегда кишит милиция, и ему стало не по себе. Даже без всякого трупа его раз пять за день останавливал милиционер, проверял документы и заставлял выворачивать карманы.
– Убить кого-то надо, да? – с деловым видом уточнил Алхаз у иностранца, вытряхивая из пачки новую сигарету.
– Уот? – не понял иностранец и втянул голову вперед.
– Вот же морда нерусская, – вполголоса выругался Алхаз и, схватив себя за горло, сделал страшное лицо и вывалил язык.
Тут до иностранца дошло. Он вскочил со скамейки, посмотрел по сторонам и, склонившись над продавцами, очень выразительно произнес:
– Ноу! Ноу!
– А чего тогда он от нас хочет? – пожал плечами Ваха.
Хромой вытянул из заднего кармана брюк тонкий словарь, полистал, ткнул пальцем в строчку и поднес словарь к глазам Алхаза.
– «А-ли-ве», – по слогам прочитал Алхаз английское слово. – Живой, бодрый. Ты понял? Ему надо, чтобы мы доставили к нему живого и бодрого.