Из-за углового столика поднялся темнокожий парень в растаманских дредах и яркой рубахе с бахромой, развинченной походочкой приблизился к ней.
— Хэй мэн!
— Хэй мэн!
Они сыграли в ритуальные ладушки и только после этого расцеловались.
— Ну, как оно?.. Я тебе пиццу заказал.
— Как надо... А себе?
— Клево!.. Пивка.
— А у тебя?.. Я бы тоже выпила. Сейчас покажу... Еще два пива!
Усатый бармен кивнул и подставил кружку под пивной кран. Хотя обращенная к нему фраза, как и весь разговор, была на американском английском, чтобы понять ее не надо было быть полиглотом. Янки такого типа ничего, кроме пенной бурды, не пьют. Разве что кока-колу.
Пара присела за столик, Анна с удовольствием сняла с себя идиотский берет и тряхнула кудрявой головой.
Парень положил перед ней лист бумаги, разгладил.
— Извини, нарисовал как умею. Разберешься. Это холл, он же — приемная, здесь его кабинет, здесь ванная, вот тут — лестница на второй этаж, в жилые комнаты.
— Линк, я там была и сама все видела. Переходи к главному
— О'кэй. Значит, вот эта дверь — на кухню. Кухня длинная, тут и тут — кладовые, а выход к служебной калитке — вот тут Не перепутай.
— Постараюсь. Выход запирается?
— Изнутри, на щеколду и простой замок. Повернешь — откроется. Я проверял.
— Ясно. Калитка?
— С улицы — кодовый замок и электронный ключ. Со двора — одна белая кнопочка, вот здесь, на столбе Нажимай и выходи.
— От задней двери до калитки?
— Десять шагов по прямой. Промахнуться невозможно...
— Что за улица?
— Нормально. Закоулок. Тихо, ни народу, ни машин. Я прямо напротив калитки встану... Насчет байка я с ребятами договорился. Не «харлей», конечно, «кавасаки».
— Главное — чтобы ехал нормально.
— Вечером доставят — опробуем.
— Заодно маршрут откатаем.
— Слушаюсь, босс...
Тут подали пиво и пиццу, разговор стих.
Доев, Анна стрельнула у Линка сигаретку и с удовольствием затянулась.
— Энни, — трагически прошептал Линк.
Она посмотрела на него с упреком.
— Мы, кажется, договорились. Никакой травки. Потом — расслабляйся сколько влезет, но сейчас...
— Да я не об этом!.. Понимаешь, я... Эта толстозадая Натали... Когда я ее пялил, чувствовал себя таким гадом, таким грешником... Маму вспомнил, они так похожи...
— Вот только нытья твоего мне не хватало! Что ты хочешь? Чтобы я тебя утешила прямо здесь, на столе?
— Я домой хочу...
— Не ной! Мы вообще зачем все это делаем?! Не затем ли, чтобы ты мог спокойно вернуться домой?
Асурову не спалось. Теперь, когда перспектива получения миллионов стала такой близкой и реальной, его терзало чувство острейшего недовольства собой. Он вдруг понял, что с самого начала выстроил всю комбинацию с диадемой неправильно, в корне неправильно. Вся эта шумиха, фотографии в прессе и на сайте, громкая презентация... Идиот! Надо было с самого начала замкнуть все на себя, минуя салон — с «мушкетером» побеседовать в кабинете с глазу на глаз, расплатиться из своих денег, приватно навести необходимые справки, тихой сапой выйти на правильного покупателя. Да, в таком случае все могло бы растянуться на годы, зато можно было бы со спокойной душой забрать бабки, ни с кем не делясь. А теперь... Отодвинуть Баренцева ну никак не получится, разовый приход такой огромной суммы спрятать невозможно, придется играть по-честному, в соответствии с контрактом, хотя и не хочется. Допустим, причитающиеся ему, Асурову, комиссионные по этой сделке, тысяч двести с хвостиком, через хитроумные бухгалтерские проводки можно удвоить. Итого, почти полмиллиона. Уютный домишко в симпатичной провинции, или небольшая яхта, или год не вылезать из лучших ресторанов. Приятно, конечно, но будущего на этом не построишь. Это вам не два шестьсот... Чертов Баренцев! Греет пузо где-нибудь на Багамах или щиплет жирных гусей за карточным столом в Монте-Карло, и даже не в курсе, что другие тут для него надрываются, миллионы ему зарабатывают... Самое обидное, что Нил Романыч, скорей всего, этого даже и не заметит. Что ему два «лимона», когда он теперь их сотнями меряет?! Да и на салон давно уже кладет с прибором... А может, вообще как-нибудь затихарить эту сделку от хозяина? Мол, не было на самом деле никакой диадемы, так, рекламная акция, изготовили красивую побрякушку и распубликовали, для поднятия престижа и привлечения интереса. И копию предъявить, в подтверждение. А покупателю, докторишке этому миллионщику, подсунуть счет с другим номером — не «Русского Аполлона», а лично его, Константина Сергеевича Асурова?
Не пойдет! Не покатит, блин! Слишком много народу видели, нюхали, щупали оригинал — и Робер, верный хозяйский пес, и оценщик, и ювелиры, сработавшие копию, и народ на презентации, наконец, дочурка эта богатенькая — возьмет, да и выйдет в свет в царе ком украшении. А в свете то этом самом и Нил Романыч временами вращается...
Короче, лопухнулся ты, подполковник. С другой стороны, еще не вечер...
Асуров перевернулся с боку на бок, посмотрел на светящийся дисплей часов. Действительно, не вечер. Пять утра.
Для поездки к покупателю был заказан черный, сверкающий лимузин с шофером. Чтобы мсье Московиц понял, что имеет дело не с прощелыгами какими-нибудь, а с достойными, состоятельными людьми. Тобагуа управляющий заставил надеть черный смокинг с белоснежной сорочкой, сам же, по долгому размышлению, облачился в «неформальный» серьги костюм модного полувоенного кроя, не забыв дополнить галстук булавкой с небольшим, но настоящим бриллиантом.
Дом господина Московица производил впечатление. Даже не дом, а небольшая, утопающая в зелени усадебка, что в городской черте влетело, должно быть, в изрядную копеечку. Ворота раздвинулись сами собой, и сами собой распахнулись стеклянные двери.
— Остаешься на входе, — шепотом скомандовал Асуров, поправил галстук, пригладил три волосинки на плешивом лбу и вошел в дом.
С диванчика в просторном холле поднялась Анна и шагнула навстречу ему.
— Добрый день, мсье, вы точны, благодарю.
Она протянула узкую аристократическую ладошку, и Асуров с удовольствием пожал ее.
По сравнению с первой встречей Анна была совсем другой. Обтягивающий костюм из черной кожи, дымчатые очки-"стрекозы" прикрывающие пол лица, уверенность в движениях и манерах.
— Отец ждет вас. Я все ему рассказала, он, конечно, хочет взглянуть на диадему. Давайте сделаем так — вы пока побеседуете, а я надену ее и явлюсь вам во всей красе. Папа точно не устоит. Да?
— Да... — проговорил Асуров, откровенно любуясь девушкой.
— Ну так дайте сюда. Надеюсь, вы не забыли ее в своем магазине?
Анна насмешливо улыбнулась.
— Нет, что вы, — залепетал Асуров, — вот она.
Его пальцы на мгновение замешкались, открывая замочки «дипломата», вдруг прошиб пот, и мелькнула несуразная, недостойная мыслишка: хорошо, что Робер дежурит у двери.
Не переставая улыбаться, Анна протянула руку и сомкнула пальчики вокруг заветного футляра.
— Хорошо, — сказала она. — Вам сюда.
Она подошла к двойной белой двери, расположен ной прямо напротив входа, постучала. Бархатный мужской голос отозвался:
— Да-да?
— Это Анна. Он пришел.
Дверь распахнулась, на пороге показался невысокий коренастый мужчина с седой бородкой.
Анна отступила на шаг, развела руки в легком полу поклоне.
— Мой папа.
— Очень приятно, мсье, — проворковал доктор Московиц и сделал приглашающий жест. — Прошу...
Асуров шагнул к кабинету. Напоследок, повернув голову, бросил взгляд на Анну. Она ободряюще подмигнула.
Как только мужчины скрылись за дверью, улыбка резко сбежала с ее лица. Быстро, деловито она прошла к другой двери — маленькой и скромной. Распахнула.
Дорогу ей перегородила внушительной комплекции негритянка в белом переднике. Та самая толстозадая кухарка, похожая на мать Линка.
— Мадемуазель, куда вы? Сюда нельзя...
— Доктор велел подать горячий глинтвейн с корицей и яблоком, — не сбавляя шаг, отчеканила Анна.