Веста мнимого охотника приютила, охотно пустила к себе в постель, а про Мюрра не сказала ни словечка. Обмолвилась лишь, что вдова. Парень прожил в лесном доме пару дней и вернулся с докладом к Творцу. Тот выслушал, подождал, пока помощник испустит дух, не выдержав его присутствия, и был вынужден покинуть этот мир, понимая, что зашел в тупик.
А как хорошо все задумывалось! Идея вызвать катастрофу на расположенном поблизости от малютки Акара мире, оправдала себя полностью. Проклятые принялись эвакуировать жителей в другие миры, в том числе и на пресловутую малютку. Акар, как и ожидал Творец, был вынужден перепрятать сына… или убить. Три против одного, считал Творец, что Акар с Ксантиной решат-таки избавиться от неудобного отпрыска. Дальше, по плану, ситуация могла развиваться двояко: Мюрр сам справляется с родителями или ему помогает Творец. Оба варианта годились. И в первом, и во втором случае Творец еще раз доказал бы свою дружбу Мюрру, а к родителям, живым или мертвым, у «малыша» возникла ненависть, которую, с помощью Творца, он очень быстро перенес бы на всех Высших без исключения.
Да, все было бы именно так, если бы Мюрр внезапно не исчез. Творец проследил его путь до этого самого мира, где сейчас жила Веста, вот только «малыша» рядом с ней не оказалось. Возможно, родители уже успели убить его, подумалось Творцу…
А в это время Мюрр сидел в своем колодце и… рисовал.
Снаружи уже второй день шел дождь – Мюрр ясно слышал дробный стук капель по металлу. Веста сдержала обещание – при первых же признаках непогоды накрыла отверстие крышкой из жести, которую выпросила у Богини Ксантины, лишив мужа не только возможности наконец-то попить, но даже такой малости, как смотреть на небо.
При первых звуках дождя он пришел в исступление и попытался пробить в жести дырки ледяными стрелами, но потерпел неудачу – в его организме оставалось так мало воды, что стрелы получались хрупкими и тонкими. Они ломались от соприкосновения с металлом, не причиняя вреда. И Мюрр бросил эту затею. Ему не оставалось ничего другого, как сидеть в своем колодце и слушать барабанную дробь дождя.
Он даже представлял их, эти капли. Восхитительно мокрые, сочные, крупные. Ах, как они могут смочить гортань! Наполнить влагой рот, напитать распухший, превратившийся в шершавое бревно, язык…
Мюрр попытался сглотнуть, но получился лишь мучительный спазм. Накатило отчаяние. Захотелось тотчас разбить себе голову о стену. Но он заставил себя успокоиться, немного помечтал, что именно сделает с Вестой, как только выберется отсюда. Выберется… А вдруг не сумеет? От этих мыслей внутри все съежилось, навалился гнетущий страх и, как часто случалось в детстве, Мюрра охватило чувство безысходности. Чтобы отвлечься, он стал рисовать. У него не было краски, поэтому рисунок получался невидимым, и все же Мюрр водил пальцем по розовой стене, изображая птицу. Ласточку – быструю и стремительную, как мысль.
Впрочем, даже будь у него краска и зрители, ни один из них не опознал бы в странных спутанных линиях ласточку. Мюрр изображал не силуэт птицы, а ее вязь жизни. Для Повелителя Холода именно вязь являлась истинным портретом живого существа. И он рисовал, мечтая, как сам однажды превратится в птицу, хотя бы и после смерти…
Да, если бы только он мог превратиться в ласточку! Но вязь его жизни сильно отличалась от птичьей. Вот те линии были лишними, а этих завитков не хватало. Мюрр принялся водить пальцем по своему телу, находя отличия собственной вязи от узора ласточки. Он так увлекся, что почти забыл про сводящий с ума дождь.
Повинуясь какому-то безумному внутреннему импульсу, он раскровянил палец и принялся кровью выводить узор ласточки на себе. Когда работа была закончена, Мюрр словно очнулся. Посмотрел на кровавые линии, которые испестрили его тело. Понял, что от жажды постепенно сходит с ума, и собирался уже стереть следы надвигающегося безумия, но не сумел пошевельнуть и пальцем. Накатила слабость, тошнота. Его тело будто выкручивали на изнанку. Мюрр забился в судорогах, в глазах поплыло, он перестал чувствовать руки и ноги. «Что со мной? Наверное, это конец…» Мысль пронеслась и исчезла. Мюрр потерял сознание.
Очнувшись, он попытался сесть и провести рукой по лицу, но не сумел.
А дальше началось настоящее безумие – Мюрр был уверен, что действительно сошел с ума, окончательно и бесповоротно. У него не было ни ног, ни рук, потому что он… превратился в ласточку!
Ему потребовалось много времени, чтобы убедиться – это не сон и не бред. Мюрр нарисовал на своем теле узор другого существа и стал им. Он стал ласточкой! Вот только надолго ли? Впрочем, неважно. Главное, теперь он сможет улететь.
Однако его движения больше напоминали конвульсии. Оказалось, что летать надо уметь. А пока он судорожно метался от стены к стене, почти не отрываясь от пола ненавистного колодца. Так продолжалось довольно долго. Мюрр обессилел. Лежа на полу, он с тоской подумал, что его давняя мечта парить, словно птица, так и не осуществится никогда. Вспомнил, как летал на коне джигли, и вдруг тело ласточки само воспроизвело именно те действия, какие нужно. Пока неуверенно, рывками, но он взлетел. Кое-как сумел подняться к крыше, а вот сдвинуть с места жестяной лист не смог – силы ласточки не хватило. И все же у него появилась надежда. Ведь рано или поздно придет Веста и тогда…
Веста пришла, как только закончился дождь. Приподняла крышку, заглянула в колодец:
– Эй! Ты еще жив?… А-а-ах!
Острый птичий клюв ударил ее прямо в лицо. Женщина отшатнулась, зажимая руками разбитый в кровь нос, не понимая, что это было. А Мюрр стремительно улетал прочь, стараясь затеряться в лесу и наслаждаясь долгожданной свободой…
Несколько дней спустя Мюрр вновь превратился в дейва. Когда это произошло, он испытал огромное облегчение. Конечно, быть птицей ему понравилось, но быть самим собой нравилось больше. Привычнее. Опять же, есть доступ к магии.
«Но самое замечательное, – решил Мюрр, – быть собой и в то же время иметь возможность оборачиваться кем угодно. Теперь я знаю способ, как это делать!»
Его пытливый ум потребовал экспериментов. Он соорудил из веток и листьев небольшой шалаш в лесу и принялся за дело. Для начала взял уголек от костра и вновь нарисовал на своем теле вязь жизни ласточки. Однако превращения не последовало. «Рисовать нужно кровью», – решил Мюрр. Но свою тратить не хотелось, поэтому он отловил в лесу барсука и его кровью стал рисовать на себе узоры. И снова ничего не произошло. «Значит, не все равно, чья кровь», – сделал вывод Мюрр.
Он продолжал исследования. Поймал крота и своей кровью нарисовал на нем барсука. Крот обернулся барсуком. Затем Мюрр стер рисунок, и крот тотчас стал кротом. «Линии можно стирать, это хорошо. Не надо ждать, пока они исчезнут сами». Повелитель Холода снова принялся рисовать на кроте. Изобразил себя. Вскоре на поляне появилось два Мюрра. Вернее, один из них, привязанный к дереву бывший крот, лишь внешне походил на дейва, но разум его остался звериным.
Мюрр так увлекся исследованием, что совсем позабыл и об опасности, и о желании отомстить. Неизвестно, как долго он проторчал бы в лесном шалаше, если бы его не разыскал Творец…
Как только Повелитель Холода стал собой, Творец тотчас бросился к нему.
– Малыш! Где ж ты пропадал? И почему живешь здесь, в шалаше?
Мюрр очень обрадовался, увидев Творца. Поведал о предательстве Весты, кознях матери. Рассказал об узорах и превращениях.
– Вот, значит, как… Узоры… – протянул Творец. – Очень интересно… Дейвы, конечно, способны изменять свою внешность, но превратиться в зверя или в ту же ласточку им не по силам. Похоже, подобное умеешь только ты, малыш.
– Ну, я думаю, это сможет всякий, кто видит вязь жизни.
– Легко сказать! – хмыкнул Творец. – Вот я, например, не вижу ее. И вряд ли на такое способен кто-нибудь из Высших… А скажи, когда твой отец изменяет внешность, скажем, с плечистого блондина на худощавого брюнета, его вязь тоже изменяется?