— Почему эта престарелая фурия не тронула меня, я до сих пор не понимаю, — задумчиво, как будто сам себе, сказал Натан. — Когда Вадома… так неудачно оступилась, я оказался рядом с оголтелой старухой. Она навела пистолет прямо на меня… а потом убрала его.
— Вас могут убить пули? — тут же оживилась я.
— Нет, дорогая. Они могут остановить и причинить дискомфорт. Потеря крови, освященное серебро внутри… крайне болезненно, знаешь ли. А пока ты разбираешься, на месте ли твоя голова и что такое случилось в области пулевого отверстия, боюсь, они могут разделаться с тобой грубым дедовским способом.
— Да-а-а-а, — задумчиво протянул Уильям. — Тут уж пасуют даже мои догадки. Может быть, жизнь снова вас сведёт и ты спросишь её саму.
— Решаем так, — Натан поднялся, явно намереваясь уходить. — Юлия сидит здесь, пока гениальная мысль не посетит наши головы или пока к Тамашу не вернется его тяга к перемене мест. Я бы на его месте недолго вспоминал такие смешные глупости, как побег или попытка убийства руками охотников. Тамаш здесь не появлялся, поэтому место относительно безопасное, во всяком случае, куда лучше нашего дома. Или путешествий по свежему воздуху.
— И долго мне здесь находиться, — капризно буркнула я. — А если я захочу в магазин?.. В кино?.. В театр?..
— Тедди, организуй досуг даме, — цинично попросил Натан. — Чтобы не заскучала.
— Легко, – оживился хозяин дома. — У меня много идей.
Уильям обреченно вздохнул и поднял книжку на уровень глаз, скрывая от нас выражение своего лица.
Недели через три в Тимишоару пришла осень. Осень была ранняя, унылая, дождливая, полная туманов и безрадостных мрачных дней. Я сидела дома. В смысле, дома у Тедди, но из-за невозможности никуда выходить время тянулось непростительно долго. Я домучила страдальца Михэицэ и с трудом нашла в заказах иллюстрации вампирских саг. Они пошли явно быстрее, хотя Тедди и ныл, что Дракула категорически на себя не похож.
Впрочем, портрета он так и не отыскал, снова посетовав, что парсуна из интернетов, на которой изображен господарь, имеет не больше сходства с оригиналом, чем мои фантазии. На вампиров, светящихся на солнышке, он совсем по-натановски закатывал глаза, с таким старанием, что я начинала опасаться, не разглядывает ли он собственный мозг.
— Ну что за слюнявые бредни, — в раздражении взывал к небесам любитель принести кофе в постель и стойкий сторонник ванн при свечах. — Где же правда жизни? Где суровые ночные будни вампиров? Дети тьмы! Дети тьмы, говорю я вам, а не ожившее яйцо Фаберже!
При этом самоназванное дитя тьмы частенько разгуливало по дому в мягких тапочках в виде пушистых заек.
Натан у нас не появлялся совсем. То ли решил, что я и так никуда не денусь, и устроил себе каникулы, то ли на что-то дулся. С ним никогда нельзя быть уверенной на все сто. Я поймала себя на мысли, что тоскую по этим зазнайству и дурацким шуточкам надо мной, но легко себя пересилила, представив, как вместе с ним к нам заявляются и Анис, и прочие гости того памятного вечера.
Даже еду мне приходилось заказывать по интернету. По нраву я домоседка и редко выбираюсь в люди по собственному желанию, но вынужденное нахождение в четырех стенах сделало меня нервной и злой. Пару раз, когда солнышко на небе было особенно ярким, я даже пыталась выйти на улицу, но здравый смысл пока побеждал. К тому же, спрятавшись за тюлем, я периодически разглядывала в окно одну и ту же машину, дежурившую недалеко от дома. Было бы особенно досадно, если бы это оказался какой-нибудь сосед, а не приставленный ко мне соглядатай.
Я вообще не очень понимала, права ли я в своих опасениях, или страдаю бредом величия – ну можно же за пятьсот лет так устать, что тебе станут безразличны любые людские женщины.
Как-то ближе к утру ко мне постучался Уильям с большим свертком. Уильям опять слегка сыпался. Впрочем, я уже поняла, что это его примерно естественное состояние: работа в стенах католического монастыря была связана с некоторыми опасностями.
— Ну что опять, — с сочувствием спросила я. — Вода?
— Молитва Розария, — скорбно вздохнул он. — Но уже лучше. В прошлый раз пришлось отлёживаться неделю. Согнали всех, даже персонал библиотеки.
— Простите, брат, но меня давно волнует вопрос: как вы объясняете эээ… коллегам, что с вами происходит на мессах?
— О, тут мне приходится вводить их в заблуждение, — печально признал монах. — Я рассказываю, что во время моей миссии в странах Африки меня покусало какое-то мерзкое животное, от чего я подхватил редкую тропическую болезнь, которая иногда дает рецидивы. Кстати, сон в гробу прекрасно подходит монашескому образу жизни, с ним проблем нет вообще никаких. Я киваю в сторону практик восточной ветви христианства и приглашаю братию присоединиться. Пока никто не рискнул.
Он бережно положил на стол свою ношу:
— Разверни сама, дитя мое. До этого я ещё себя не натренировал.
В оберточной бумаге оказались четки с большим распятием и красивый крест-подсвечник, как будто срезанный из почти перпендикулярно выросших веток.
— Держи-ка возле себя, — предложил монах. — Например, на прикроватном столике. Не уверен, что Тамаш его сильно испугается, но Тедди точно не сунется к тебе в будуар. И то хлеб, я считаю. Крест носи под одеждой, а то мало ли что.
Я от души поблагодарила францисканца. С тех пор подсвечник украшал мою комнату, а розарии висели на шее, надежно спрятанные за воротником. Тедди ко мне, впрочем, и так не заходил – говорил, что его чувство прекрасного сильно страдает в выбранных мною апартаментах, и не могла бы я переехать куда-нибудь в другое место. Другие комнаты, если не красивее, то хотя бы меньше похожи на сон блондинки, в котором ты зачем-то сидишь в клубничном зефире. Я, естественно, осталась там чисто из чувства противоречия и антитеодорьего эффекта. Меня вид не очень травмировал, потому что график моей жизни сбился окончательно, и так получалось, что спать я ложилась одновременно с вампиром, утром, а вставала с закатом. А ещё этот бессмертный эстет не проводил детство в наших хрущевках девяностых, где тараканы дрались с муравьями за место под обеденным столом.
Тедди безуспешно пытался флиртовать, но, как мне казалось, чисто из любви к процессу. Мне немного льстило, парень был обаятелен. И всё-таки, если он заходил слишком далеко, я целеустремленно направлялась к выходу, что быстро приводило Теодора в чувство. Кого угодно приведёт в чувство воспоминание о Натане, который будет чем-то крайне раздражен. Черт. Я опять про него, да?..
Следующим вечером я проснулась необыкновенно рано. Или поздно?.. Впрочем, не важно: встала я на закате. На кухне уже гремели посудой: наверное, Теодор срочно завершал мой вечерний «кофе к комнате». Обычно он не заходил внутрь, а стучался и ставил поднос у двери, всем своим видом показывая, как он не доволен моим упорством в выборе временного пристанища. Ещё больше его возмущало, что я сначала шла умываться, и только потом, перенеся поднос на кухню, принималась за еду. Видимо, в его странных мечтах я съедала это всё растрепанной и в пижаме.
На кухне, действительно, хозяйничал белобрысый вампир. На плите шкворчало что-то съедобное (я с удивлением разглядывала немного кривобокие блинчики), а из джезвы, полузакопанной в песок, шел сильный кофейный аромат.
Кофе я, кстати, терпеть не могу, но всё никак не решусь признаться в этом Тедди. Пью его изредка, чтобы прийти в чувство, как в тот злополучный туманный день, или из вежливости.
— О, детка, ты уже встала, — поприветствовал меня он, отсалютовав деревянной лопаткой. — А я тут решил немного поупражняться в готовке.
— Тебе идёт, — я кивнула головой на трогательный розовый передничек с сердечком на груди. Передничек был ему маловат и завязывался где-то почти на уровне подмышек, но кто мы такие, чтобы подобные мелочи нас останавливали.
— Это Сью. Или Мэри. Они, конечно, дамы видные и яркие индивидуальности, но я их вечно путаю. Короче, кто-то из них забыл это на кухне. Садись, у меня для тебя сюрприз.
Я вздохнула. Тедди периодически бывал «на воле» и оттуда добывал мне что-нибудь интересное и любопытное. Как-то раз он даже притащил мне дорогой комплект кружевного белья, за что был практически бит бумажным пакетом с покупками. Но, в целом, его сюрпризы были милыми и съедобными, с кремом и шоколадом. Я мужественно пыталась их не есть, но он так огорчался и разочаровывался, что приходилось уступать. На этот раз он с торжественным «тарам-пам-пам» извлек из кармана зарядку для мобильного телефона.