— Уильям, я ничего не поняла, — пожаловалась я. — Чего вы хотите от меня?
— Я хочу, чтобы ты включила фары, вспомнила, как пользоваться коробкой передач и отвезла гроб его владельцу, — спокойно ответил монах. — Во всяком случае, попыталась это сделать. Я бы на твоем месте не превышал скорость, проезжая мимо жандармов, и уповал на дипломатические номера.
— Уильям, сейчас ночь, а вокруг полно волков! — возмутилась я.
Волки сегодня ночью выли… отовсюду.
— Тебе точно не стоит их бояться, у тебя полный бак и крепкая машина. Ты бы пореже глохла в местных лесах. А синьор, честно говоря, в еще большей безопасности, чем ты.
Он указал мне рукой вперёд:
— Тимишоара там.
Потом повернулся к потерявшему дар речи Аугусто, сжавшемуся между двумя, как он наверняка думал, бандитами с большой дороги.
Я завела машину и включила ближний свет.
— Позвольте представиться, — в это время говорил вампир юноше, — Уильям Бассо. Кажется, вы очень хотели со мной поговорить. А этот милый немногословный господин — синьор Томас, или, если хотите, по-здешнему Тамаш. Возможно, он тоже вас заинтересует.
Он взял перепуганного юношу под локоток:
— Путь предстоит неблизкий, мы сумеем обсудить и апокатастасис, и мою жизнь. Надеюсь, на вас удобные ботинки.
На этой фразе мои дрожащие ноги вспомнили, как пользоваться педалями, и я нажала на газ.
Примерно в часе езды от места, где я рассталась с вампирами и Аугусто, заднее правое кресло начало тревожно пищать. Звук становился всё громче и громче, мне пришлось затормозить и отправиться на поиски его источника. Под креслом упорно верещал планшет. Экран подсвечивался красным и сообщал, что мы подъезжаем к одной из крупных точек, отмеченной на карте Аугусто. Я срочно вернулась в водительское кресло и как можно быстрее рванула вперёд по дороге, пронеслась мимо мрачного съезда вправо и покосившейся от времени таблички, подвешенной цепями к дереву. За табличкой я успела увидеть тёмную аллею, пестрым осенним коридором уходящую вдаль над довольно аккуратной дорогой. Однако любопытство пересилило, и я немного проехала задним ходом, чтобы прочитать слова на табличке. Надпись предлагала: «Уставший путник, здесь тебя ждут еда и ночлег». Табличка раскачивалась на ветру, зловеще поскрипывая. На ней сидела вполне себе живая летучая мышь и печально взирала на меня. Кажется, она не очень-то верила в эффективность такого пиара. Ощущения были странными, как при знакомстве с Мэри и Сью – легкий привкус нереальности происходящего, который почему-то никак не проходит.
— Ты извини, — зачем-то сказала я мыши, — я, кажется, заехала не туда. Это явно не моя сказка.
Возможно, мышь мне даже кивнула, во всяком случае, я бы на её месте поступила именно так.
Гнать по узкой петляющей дороге в ночи было почти невозможно, поэтому моё путешествие было достаточно медленным. Писк слабел, слабел, а потом исчез вовсе, чему я несказанно обрадовалась: мне всё время казалось, что я должна заглохнуть, или потерять колесо, а может, врезаться во что-нибудь, чтобы мне довелось пешком идти по той аллее. И на мне почему-то непременно должны быть плащ и глубокое декольте с эффектом пуш-апа, в которое проваливались бы взгляды всех встреченных людей обоего пола, и красивый деревянный крест на груди, который сорвёт не вовремя подвернувшаяся ветка дуба, похожая на иссохшую узловатую руку. Мне пришлось бы научиться говорить «ах, оставьте» и «умоляю, сжальтесь надо мною», и вспомнить, как пользоваться кокильной вилкой******, возможно, в последний раз в жизни. И ещё не факт, что я успею поужинать. А потом будет бал, и черный силуэт на балконе, и я станцую менуэт с не ведающим отказа незнакомцем в маске. Или лучше вальс, там больше страстей. Танго?.. Нет, это, пожалуй, уже перебор. Короче, мрак бы меня ждал, а не жизнь, вы меня понимаете.
В принципе, термины христианского богословия можно смело пропускать, но в качестве особых интересов Уильяма они помогают лучше понять переживания персонажа. Да и встреча двух высоколобых богословов вряд ли обошлась без соответствующего тезауруса
эсхатология – учение о загробной участи и конце света
апокатастасис – учение о всеобщем спасении грешников, официально считается ересью.
смирна – ароматическая смола, имеет более активный и специфический запах, чем ладан.
тьютор – наставник
епитимья – церковное наказание
кокильная вилка – вилка для горячих закусок из рыбы
====== Новые обстоятельства (1) ======
Возле сидения Аугусто я увидела термос, забытый в подставке под стаканы. На термосе красовался позолоченный герб Ватикана. Внутри оказался не успевший остыть кофе, которому я очень обрадовалась и сразу утащила находку к себе. Причём практически без мук совести, потому что спать хотелось невыносимо, а останавливаться в лесу я боялась. Кофе был крепким, чёрным и совершенно без сахара. С некоторой тоской он вспомнился мне в исполнении Теодора, где над шапкой из сливок обязательно красовалась выведенная зубочисткой закорючка, а то и сердечко из тёртого шоколада, если хозяин был в игривом настроении. И почему я не смогла вовремя оценить эти шедевры по достоинству?.. К слову, встречаться с Тедди мне сейчас хотелось даже чуть меньше, чем с Натаном: мне было ужасно стыдно за всё произошедшее, особенно за то, что осталось в спасительном беспамятстве. Есть у меня подозрение, что я отжигала занимательнее, чем мои собственные, самые смелые предположения.
Я в очередной раз задала себе всё те же вопросы: так ли мне нужно возвращаться обратно? И что делать дальше? Мне нужно забрать вещи и документы. А что потом? Анис и Богдана, две хорошо знавшие Натана женщины, считали, что он питает ко мне некоторую слабость. Возможно, случай с Анис поможет нам договориться. С той же вероятностью наше будущее свидание добьёт меня окончательно. Думать про второй вариант развития событий очень не хотелось, усталость брала своё, и я до поры до времени гнала от себя печальные мысли: доеду до Тимишоары, а там поглядим. Если бы не судьба предыдущего владельца, я бы, пожалуй, направилась прямиком в российское консульство и наврала про потерю сумки и документов. Может быть, мне стоит повернуть в обратную сторону и рвануть прямиком в Бухарест? Не проехать бы мимо покинувшей автомобиль троицы в обратном направлении, вот вышел бы конфуз.
Я сбавила скорость, включила радио и, отбарабанивая ритм пальцами по рулю, принялась подпевать какой-то очередной румынской модной особе, которых тьма, и я даже не пытаюсь их запомнить. Звук собственного голоса отвлекал от невесёлых мыслей. Особа пела протяжно и мелодично, о нелёгкой любви и грусти расставания. Стало тепло, очень уютно, и даже отсутствие сахара в кофе не слишком расстраивало: кажется, мои глаза начали закрываться сами собой.
На крыше машины мне послышалось какое-то царапанье. Наверное, ветки цепляются, сонно подумала я, уже равнодушная к посторонним звукам. Девушка допела о неверном возлюбленном, и её сменил парень. Жизнь у него тоже была непростой, только очень богатой: он читал рэп. Я на ощупь отставила недопитый кофе. Перед глазами вместо дороги поплыли тачки, женщины и цепи с брильянтами. А так же незнакомое перевёрнутое лицо за лобовым стеклом, чья обладательница, похоже, сидела на крыше, небрежно свесившись с неё с целью поглазеть на меня. Растопыренными пальцами правой руки гостья опиралась о стекло с таким комфортом, как будто ничего противоестественного в её позе не было.
— Не вытягиваешь на верхних нотах, — дружелюбно сообщила мне она.
Я мигом проснулась, схватилась за руль, который почти вырвался из моих рук, и с воплем «Боже, что это?!» попыталась нет, не выровнять машину, а как мустанг, внезапно почувствовавший на себе всадника, начать бросаться из стороны в сторону в надежде стряхнуть незваного пассажира на землю. Несмотря на все мои виражи, гостья даже не сменила позы и продолжала с любопытством меня разглядывать. Прямые тёмные волосы, в спокойном состоянии скорее всего укладывавшиеся в каре, красный берет, кокетливо сдвинутый набок, большие тёмные глаза – девушка могла бы быть небезынтересной, если так можно сказать о том, кто сидит на крыше твоей машины, причём частично – вверх ногами. К тому же, окружающий полумрак, паника и скорость не давали мне рассмотреть её во всех подробностях.