— Густав! — растроганно и счастливо сказал Алферов.
— Товарищ Петров! — вырвалось у Густава.
Часовой с удивлением глядел на странного капитана, весело разговаривающего с фрицем, которого сбили второго дня и только из жалости не шлепнули на месте.
Оставшись наедине с Гизеке, капитан Алферов услышал невеселую повесть о своем разведчике, внезапно призванном в армию. Гизеке не знал, как установить связь с «Альфой», не рискнул остаться в Берлине и явился на призывный пункт. Он намеревался дезертировать при первом же удобном случае, но не воевать против Советского Союза. Впрочем, сначала он попал в резервный полк во Францию, только оттуда — в Грецию, и уже к Греции — на Восточный фронт.
Гизеке понимал, что не должен вызывать никаких подозрений, и тянулся изо всех сил.
Он казался примерным службистом, и известный ас Франц Миллер, у которого погиб стрелок-радист, сам попросил назначить Гизеке в его экипаж. Теперь оставалось улучить момент. И после одного из воздушных налетов на железнодорожные узлы, когда полк Миллера уже возвращался с задания, Гизеке воспользовался атакой советских истребителей. Заметив, что один из «ястребков» ведет огонь по самолету, Гизеке застрелил Миллера и Гуртмана а сам выбросился из потерявшего управление бомбардировщика с парашютом...
Остальное наверное, рассказали, товарищи!
— Все я со своими разделался?
Но Алферов уже во время рассказа Гизеке поймал себя на заманчивой мысли..
Связаться с генералом было просто.
— Действуй! — сказал генерал.
И через день Густав Гизеке, он же «Француз», вместе с Алферовым стоял в окопчике боевого охранения на одном из участков Западного фронта. Сюда же двое бойцов притащили пулемет. Ночь выпала стылая, темная, ветреная.
— Ну-сказал Алферов. — До свиданья. До победы, Густав!
Они снова обнялись, и Гизеке выбрался на бруствер и пополз, волоча за собой пулемет.
До немецких позиций было метров шестьсот. Алферов выждал пять минут, потом выстрелил из ракетницы.
Тогда заговорили винтовки и пулеметы, заухали минометы, ударила полковая артиллерия.
Огонь велся расчетливо: так, чтобы опоясать полосу, по которой полз Гизеке, но не задеть его самого.
Гитлеровцы ответили немедленно. Их ответный огонь страшил Алферова: шальная пуля или дурацкий осколок могли свести на нет весь замысел.
Три недели прошли в напряженном, терпеливом ожидании.
А в самый канун нового, сорок второго года, точно в назначенное время на знакомой волне раздались почти забытые и такие дорогие позывные «Р-35»!
— Я говорил, что с телеграммой в Брюссель поторопились, пошли на ненужный риск! — сказал тогда Алферов майору Васильеву.
— Кто же знал, что так повернется? — возразил Васильев. — Задним умом, брат, мы все крепки! А не попади твой «Француз* на Восточный фронт, не сумей связаться с нами, не перейди линии фронта — что тогда?
— Тогда следовало бы еще что-то выдумать, но не телеграмму посылать! — сказал Алферов. — Мало ли что...
— У страха глаза велики! — рассердился Васильев. А страхи Алферова были ненапрасными.
Несколько последних телеграмм «Аргуса» вызвали недоумение: в них проскользнули сведения, не совпадающие со сведениями других групп.
Само по себе это еще ни о чем не говорило. Данные, полученные из разных источников, конечно, могли не со впасть. Но потом неточности стали очевидны.
В середине января эта печальная догадка подтвердилась: из Парижа сообщили, что группа «Аргуса» захвачена во время сеанса с Москвой, шифровальщица, радист и еще два офицера арестованы, а сам «Аргус» избежал аре ста только благодаря чистой случайности и успел преду предать своих, появившись во Франции инкогнито.
— Все правильно, — сквозь зубы заметил Васильев. — Господа из абвера пытались начать с нами радиоигру. Отлично, сделаем вид, что верим им.
— Они получили ключ к нашему коду, — сказал Алферов. — Ты понимаешь, что это значит?
— Да, конечно. Прочитают все ранее перехваченные телеграммы. Но господам фашистам придется попотеть! Телеграмм-то более чем достаточно!
— А про телеграмму от восемнадцатого октября ты забыл?
— Нет, не забыл. Но она одна из многих. Пока еще до нее доберутся!
Боюсь, что до нее доберутся довольно скоро.
Пессимист. Раньше мы войдем в Берлин. Теперь после удара под Москвой, немецкая армия не оправится А летом мы сами начнем...
Алферов отмалчивался.
Все корреспонденты сообщали о переброске на фронт новых частей гитлеровской армии, о разработке в Генеральном штабе вермахта планов нового мощного наступления.
Телеграммы Центра, посылаемые «Альфе», содержали требования возможно быстрее и точнее установить, на какое время, какими силами и на каком направлении намечают в оберкоммандовермахт осуществление новых операций.
И к маю сорок второго года план весенне-летней кампании фашистской армии, созданный в тайная тайных Генерального штаба Гитлера, в основных чертах стал абсолютно ясен.
В телеграммах «Альфы» перечислялись не только пехотные, танковые и авиационные дивизии, сосредоточенные для броска к Волге и захвата Кавказа, но и фамилии немецких военачальников, которым поручалось проведение операций, и предполагаемые места размещения гитлеровской ставки и других важнейших штабов немецкой армии.
Теперь крайне важно было узнавать о каждом изменении в плане, которое могло возникнуть в ходе боев.
И как раз в это время связь с «Альфой», с «Р-35» прервалась снова.
...Миновали тяжкие бои под Харьковом. С задержкой, но немецкое командование начало наступление на Сталинград и на Северный Кавказ.
— Как же быть с «Альфой»? — спрашивал Васильев.
Он понимал рискованность посылки еще одной телеграммы, но предлагал Алферову подумать о засылке в Германию радиста для «Альфы».
— В свое время предлагалось сообщить ей адрес резервного радиста и пароль к нему, — ответил Алферов. Тогда эту мысль почему-то отклонили. Это была первая ошибка. Второй ошибкой я по-прежнему считаю телеграмму в Брюссель. Связывать различные группы, давать в телеграмме адрес — значит минимум утроить опасность для разведчика. Согласен - положение было исключительное.
— Но не стоит делать третьей ошибки. Если посылать радиста, то ему придется снова назвать подлинное имя «Альфы» и ее адрес. А если радист будет схвачен гестапо?
— Все это ясно, — с досадой отвечал Васильев. — Но разве есть другой выход?
— Я считаю, что надо выждать, — твердо отвечал Алферов. — Может быть, группа наладит связь без нашей помощи. Надо выждать. Тем более что меня тревожат последние телеграммы «Гелы»..
— Связь нужна как воздух, — возражал Васильев. — Без конца выжидать мы не имеем права. И давай без паники.
Алферов и не думал паниковать. Но в последние дни случилось такое, что он не находил себе места. На сердце легли камнем тяжелые подозрения. Они не давали покоя.
«Встречная колонна грузовиков наконец протащилась мимо. Шофер пошел на обгон попутных. Бьющий в кабину воздух стал упругим и холодным. Белые столбика шоссейного ограждения, высвеченные синим, призрачным светом подфарников, замельтешили вдоль обочины из ничего возникая и в ничто уносясь
ГЛАВА ПЯТАЯ.
Хабекер за восемь часов допроса так и не открыл их карт. Ходил вокруг да около.
Расспрашивал о работе в «Берлинер-тагеблатт», ни за границей, о знакомых по Варшаве и Праге.
— фрейлейн Штраух, — сказал он в самом начале, — я хочу, чтобы вы рассматривали арест как желание государства оградить вас от очень больших неприятностей. Лично я не сомневаюсь в вашей лояльности, больше того, — в вашей преданности нации. Вы же чистокровная немка! И отзывы, которые я собрал, говорят в вашу пользу. Значит, вы можете и должны помочь мне.
— В чем, господин следователь? — спросила она.
— В установлении истины, — сказал Хабекер. — Я хочу понять, как и почему один из предателей узнал ваше имя и почему он называет вас своей помощницей.
— Я могу узнать, кто это?
— Конечно, — сказал Хабекер. — Это некий лейтенант ВВС Генрих Лаубе. Между прочим, внук адмирала фон Шенка... Вы его знаете?