Наконец, раб остановился и сообщил:
- Пришли!
Чуть слышно скрипнула дверь. Демарх невольно зажмурился от ударившего в глаза яркого света. Помявшись на пороге, он вошел в большую, просторную комнату и робко осмотрелся вокруг.
Это была обычная с виду скульптурная мастерская, каких немало он видел в Пергаме.
Повсюду стояли готовые и незавершенные статуи, глыбы и небольшие куски неотесанного мрамора. На этих кусках и глыбах сидели несколько человек в одежде пергамских купцов и воинов.
Вдоль стен на лавочках и ложах, предназначенных, очевидно, для натурщиков, тоже вперемешку сидели купцы, ремесленники, командиры наемных отрядов и — Демарх даже глазам своим не поверил — рабы.
Все эти богато и бедно одетые люди, с перстнями на пальцах и ошейниками на шеях, с аккуратно завитыми волосами и клеймами на щеках, совсем как равные, переговаривались и отчаянно спорили друг с другом.
При появлении Демарха шум мало-помалу стал стихать. Все взгляды устремились на окончательно заробевшего пергамца.
Сидевший в кресле мужчина лет тридцати, одетый в грубый халат бедняка, красивый, широкоплечий, с волнистыми волосами, спадающими на плечи, кивком головы приказал Демарху выйти на середину и, оглядев его, сочувственно спросил:
- Это тебя приказал жестоко наказать римский торговец?
В его голосе было что-то такое, что Демарх невольно поклонился и почтительно ответил:
- Да, господин...
- В чем же ты провинился?
- Я вез в гостиницу его вещи, и воры украли их.
- А где находился в это время сам римлянин?
- Он был рядом и осматривал алтарь Зевса... А когда обнаружил пропажу, пообещал продать меня и всю мою семью в рабство!
- Узнаю римлян! — усмехнулся мужчина. — Невиновного они готовы продать в рабство, а виноватого — убить после жестоких пыток!
- К счастью, вещи быстро нашлись, — быстро добавил Демарх, умалчивая о помощи Эвдема. — Но этот римлянин предупредил, что в случае новой нашей встречи он нарежет из моей спины плетей и прикажет с утра до ночи хлестать ими моих детей...
Гул возмущенных голосов заглушил его последние слова.
- Вот видишь, Аристоник, как они уже обращаются со свободными пергамцами! — выкрикнул худощавый ремесленник.
- А ты предлагаешь ждать! — положил пальцы на рукоять меча один из командиров наемников.
- Садись на любое свободное место, здесь все равны! — улыбнувшись Демарху, мягко сказал сидевший в кресле — побочный брат нынешнего царя Аттала, родной сын великого Эвмена, имя которого Демарх боготворил, потому что в его правление был построен алтарь Зевса.
- Ты — носильщик, и этим можешь быть полезен нам! — прибавил худощавый ремесленник. — Вы, носильщики, первыми в Пергаме узнаете новости со всех концов света, в том числе и о делах Рима, и благодаря твоим друзьям мы узнаем о беззакониях сената даже раньше царя!
Словно в подтверждение его слов, с одной из скамей послышался знакомый голос:
- Демарх, сюда!
Демарх повернул голову и увидел Кабира — своего давнего конкурента в борьбе за выгодных гостей Пергама с тяжелыми, громоздкими сундуками и ящиками.
Это был тот самый носильщик, который отказался везти вещи Луция Пропорция в Верхний город.
Всегда хмурый и неразговорчивый, Кабир на этот раз приветливо улыбнулся Демарху. Освобождая рядом с собой место, шепнул:
- Рад тебя видеть здесь! Скоро весь Пергам, все окрестные города будут с нами. Но — тс-с! Наши опять сейчас станут торопить Аристоника. И чего он медлит?..
В скульптурной мастерской тем временем действительно накалялись страсти. Вскакивая со своих мест, перебивая друг друга, купцы, ремесленники, воины и рабы кричали:
- Освободи нас от проклятых римских ростовщиков!
- Дай нам перерезать глотки их прихвостням — царским вельможам!
- В море всех римлян! В море!
- Жрецы больше половины пергамских храмов и святилищ с тобой, Аристоник!
- Армия не желает больше терпеть унижений и притеснений со стороны Аттала!
- Все рабы за тебя, Аристоник!
- И ремесленники!
- И крестьяне!
- Весь Пергам ждет твоего знака!..
- Постойте! — властным голосом воскликнул Аристоник, поднимая руку. — Не все сразу. Ты, Анаксарх, говори!
С мраморного возвышения поднялся рослый купец, столь величественный и дородный, что с него самого впору было ваять Посейдона или Атланта. Глухо откашлявшись, могучим басом сообщил: