Сей факт делал еще более устрашающим то, что он читал дальше:
"Прошлое было лишь подготовкой.
Будущее посвящается памяти человека и его мечты. С его стороны это был поступок отважный и блистательный в обезумевшем мире. Ничто не может предотвратить осуществления этой мечты. Мы те, кто выжил после «Вольфшанце». Те из нас, кто останется жить, посвятит свою жизнь защите мечты этого человека. Она будет осуществлена, ибо это единственное, что осталось. Акт милосердия, должный показать всему миру, что нас обманули, что мы были совсем не такими, какими нас изображают.
Мы, люди «Вольфшанце», знаем, что собой представляли лучшие из нас, и Генрих Клаузен знал.
Тебе, Ноэль Клаузен-Холкрофт, предстоит теперь завершить то, что начал твой отец, на тебя вся надежда. Так хотел твой отец.
Многие будут пытаться преградить тебе путь, открыть шлюзы и уничтожить мечту, но люди «Вольфшанце» не умирают.
Мы даем тебе слово, что все, кто встанет на твоем пути, будут сметены с лица земли.
Всякий, кто встанет на твоем пути, кто попытается отвратить тебя с этого пути, кто попытается ввести тебя в заблуждение гнусной ложью, будет уничтожен.
Как и ты сам, если ты хоть на минуту усомнишься или потерпишь неудачу.
Вот наша клятва".
Ноэль схватил листок из ящика — и он рассыпался у него в руках. Кусочки иссохшей бумаги упали на пол.
— Чертовы маньяки! — Он с грохотом задвинул ящик и бросился вон из спальни. Где телефон? Где этот проклятый телефон? У окна — вот он! На кухонном столе у окна! — Маньяки! — снова крикнул он в пустоту. Нет, не совсем в пустоту: его возглас был адресован человеку из Женевы, который ехал в цюрихском поезде. Тридцать лет назад маньяки могли написать этот бред, но доставили это письмо сюда другие маньяки — нынешние! Они вломились в его дом, нарушили его покой, прикоснулись к его имуществу... И Бог знает, что еще натворили, подумал он, вспомнив о Питере Болдуине, эсквайре. Человек проделал путь в тысячи миль, чтобы встретиться с ним, поговорить... и тишина, щелчок в телефонной трубке и онемевшая линия.
Он взглянул на часы. Уже почти час ночи. А сколько сейчас в Цюрихе? Шесть? Семь? Банки в Швейцарии открываются в восемь. В Цюрихе расположено отделение «Ла Гран банк де Женев». Манфреди, должно быть, там.
Окно. Он стоял перед окном, на том же месте, дожидаясь, когда вернется Болдуин. Окно. В доме напротив. Три короткие вспышки зажженной спичкой... Блондинка в окне!
Холкрофт сунул руку в карман, чтобы проверить, там ли ключи от квартиры. Там. Он побежал к двери, вышел из квартиры, подошел к лифту и нажал кнопку вызова. Светящийся индикатор показывал, что лифт остановился на десятом этаже. Стрелка не двигалась.
Черт побери.
Он выбежал на лестницу и устремился вниз, перепрыгивая через две ступеньки. Так он добежал до первого этажа и выскочил в вестибюль.
— Господи! Мистер Холкрофт, как же вы меня напугали! — Джек вытаращил на него глаза.
— Ты знаешь швейцара в соседнем доме? — крикнул Холкрофт.
— В котором?
— Черт возьми! В этом! — Холкрофт махнул рукой направо.
— Тридцать восьмой дом. Да, знаю.
— Пойдем со мной.
— Э, погодите, мистер Холкрофт. Я не могу покинуть пост.
— Только на минутку. Вот тебе двадцать долларов.
— Ну разве только на минутку...
Швейцар дома номер 38 поприветствовал их, сразу поняв, что ему предстоит дать знакомому Джека исчерпывающую информацию.
— Извините, сэр, но в той квартире никто не живет. Уже недели три. Но кажется, ее уже сдали. Новые жильцы скоро въед...
— Но там кто-то есть! — сказал Ноэль, пытаясь сохранить присутствие духа. — Какая-то блондинка. Мне нужно узнать, кто она такая.
— Блондинка, говорите? Среднего роста, симпатичная, много курит?
— Да-да! Кто же она?
— Вы давно живете в той квартире, сэр?
— Что?
— То есть вы долго там находились?
— Какое это имеет отношение к делу?
— Я думаю, может, вы пили...
— О чем вы, черт возьми, говорите?! Кто эта женщина?
— Была такая женщина, мистер. Блондинка, о которой вы говорите, — это миссис Палатайн. Она умерла месяц назад.
Ноэль сел перед окном и стал смотреть на дом напротив. Итак, кто-то пытается свести его с ума. Но почему? Непонятно. Фанатики и маньяки тридцатилетней давности, перемахнув через три десятилетия, командуют легионами молодых неизвестных воинов. Зачем?
Он позвонил в «Сент-Реджис». Телефон в номере 411 уже работал, но был постоянно занят. А женщины, которую он отчетливо разглядел в окно, не существовало. Но она же была! И она была частью этого. Он точно знал!
Ноэль встал, подошел к стоящему на непривычном месте бару и налил себе стаканчик. Посмотрел на часы: без десяти два. Через десять минут ему должна позвонить телефонистка с международной станции: он заказал разговор с банком в Цюрихе на два часа ночи по нью-йоркскому времени. Он сжал стакан в руке и двинулся обратно к стулу у окна. По пути Ноэль заметил свой транзистор: тот, разумеется, стоял не там, где обычно, потому-то он его и увидел. Ноэль машинально включил сто. Он любил слушать музыку: она действовала успокаивающе.
Но услышал он не музыку, а речь. Тревожная дробь монотонных сигналов, на фоне которых звучал голос диктора, свидетельствовала, что он попал на одну из станций круглосуточных новостей. Ага, кто-то настроил приемник на другую волну. Ну конечно! «Ничто уже не будет таким, как прежде...»
То, что говорил диктор, привлекло его внимание. Он резко повернулся на стуле и пролил содержимое стакана на брюки.
— ...Полиция заблокировала все входы и выходы в отель. Наш корреспондент Ричард Данлоп находится на месте происшествия и связывается с нами по телефону. Привет, Ричард! Что нового?
После недолгой паузы послышался взволнованный голос репортера:
— Имя убитого Питер Болдуин. Это англичанин. Он приехал вчера — по крайней мере, вчера его зарегистрировали в «Сент-Реджисе». Полиция сейчас связывается с различными авиакомпаниями, чтобы получить дополнительную информацию. Насколько можно судить, Болдуин приехал в Нью-Йорк в отпуск. В регистрационной карте отеля не указано его место работы.
— Когда обнаружили тело?
— Примерно полчаса назад. К нему в номер поднялся электрик, чтобы проверить исправность телефонного аппарата, и обнаружил мистера Болдуина на кровати. Здесь ходит множество всяких слухов, так что неизвестно, чему верить, но что больше всего поражает, так это способ убийства. Это было зверское, крайне жестокое убийство. По словам полиции, Болдуина задушили удавкой. Точнее, ему перерезали горло толстой проволочной петлей. Кто-то слышал, как горничная четвертого этажа кричала полицейским, что весь номер был заляпан...
— Мотив убийства — ограбление? — перебил его ведущий радиопрограммы новостей.
— Нам не удалось пока выяснить. Полицейские не дают интервью. По-моему, они ждут приезда представителя британского консульства.
— Спасибо, Ричард Данлоп. Держим связь... Это был Ричард Данлоп с репортажем из отеля «Сент-Реджис» на Пятьдесят пятой улице в Манхэттене. Повторяю: сегодня ранним утром в одном из самых роскошных отелей Нью-Йорка произошло убийство. Англичанин по имени Питер Болдуин...
Холкрофт как ужаленный вскочил со стула, бросился к радиоприемнику и выключил его. Он стоял тяжело дыша, и не верил своим ушам. Это было невероятно, непостижимо, невозможно.
Нет, возможно. Это — реально. Это произошло. Смерть. Маньяки тридцатилетней давности, оказывается, вовсе не карикатурные злодеи, не персонажи дешевой мелодрамы. Это подлые убийцы. И намерения их серьезны донельзя.
Питер Болдуин, эсквайр, советовал ему отменить поездку в Женеву. Болдуин попытался помешать осуществлению мечты, попытался нарушить завет. И вот теперь он мертв, зверски убит проволокой, которой ему перерезали горло.
Ноэль, с трудом передвигая ноги, добрался до стула у окна и сел. Поднес стакан с виски к губам и сделал несколько больших глотков. Виски не подействовало — он пил спиртное, как воду. Сердце забилось еще лихорадочнее.