Терпи, хоть вконец приелись
Затверженные без нот
И кеплеров долгий эллипс,
И кориолисов гнёт.
А там — хула-хуп орбиты
В стоокую мглу стряхнёшь,
Все радости и обиды
Подателю их вернёшь,
Белково-астральной жиже,
Где бедствует естество,
Кивнёшь с порога... Всё ближе
Последнее торжество.
16 мая 1982
ЛУЧШИЕ МЫСЛИ
Лучшие мысли, ровесники дантовых дум,
В кухне поэта находят: он моет посуду.
Вывелись море и скалы, где, горд и угрюм,
Мнил его прадед великий: — Вовеки пребуду!
Только угрюмость осталась, а гордость ушла —
Или иною, невысокомерной сменилась.
Демократическая, кафкианская мгла,
Хлябь коммунальная — в те времена и не снилась.
Схвачены мы небывалой доселе игрой:
Фабулы нет, музы возгласов громких стыдятся.
Что-то умолкло в классической схеме. Герой
Гладит пелёнку, подмосткам оставив паяца.
Лучшие мысли — в вагоне, набитом битком
Бедами, горестями и враждой беспредметной,
В хмурой толпе — осеняют счастливца тайком,
Голос он слышит приветливый, шёпот заветный.
И проступает в убогом и страшном быту
Нечто щемяще-прекрасное, неназывное,
Будто в подводных садах, где, ступив за черту
Жизни, блуждает Садко, вспоминая земное.
20-21 апреля 1984, 1993
К ДЕЛЬВИГУ, НА УТКИНОЙ ДАЧЕ
1
В котельной, чуть мелодия изменит,
Само уединение — не впрок.
Беда непьющему! Он плащ наденет,
Скобу откинет, станет на порог.
Вспорхни над Охтой, ноев голубок!
Воздушною волной мой лоб заденет,
И углубится, оживёт лубок,
И пастушка с принцессою поженят.
Надеждой застарелая беда
Согреется. Благословляя муку,
В зловонный склеп сквозь грязную фрамугу
Участливая явится звезда
И с нею — пыл старинного труда
И оправданье милому недугу.
24-25 декабря 1982, У. Д.
2
Как итальянец, ежедневно фугу
Писавший, чтоб не унывать, — так мы
Лазурный берег вызовем из тьмы
Затем, чтоб беса посрамить и скуку
Убить, твою ленивую науку
Явить, свидетельствовать: нет тюрьмы,
Где нам чужое нужно брать взаймы
И душу невозможно вверить звуку.
В конечном счете, всякий труд — игра.
Так и сонет — прекрасная условность,
Обряд, аптечка смысла и добра,
Бинокль. Прописанная нам духовность
Не больше — пусть уймутся доктора —
В нас к вечному возобновит готовность.
5 февраля 1983, У. Д.
* * *
Елей и мёд — нашёптывать стихи,
Внушённые своим несовершенством.
Не разумом открылся нам обряд,
Который наши внуки повторят.
Душа жива наследственным блаженством,
Где ласточка хлопочет у стрехи.Звук правильный интимен, в нём — завет
И тяжба с собеседником небесным,
Которого назвать я не хочу,
Но лишь ему последнее шепчу,
С ним пребываю в единеньи тесном
(хотя его, пожалуй, вовсе нет).
Пусть нет его — он тешит нас игрой
Таинственной, бесцельной и манящей.
Едва заслышу — и в глазах темно:
Молитвенное, жаркое руно
Течёт в душе мелодией щемящей
И вещих звезд преобразует строй.
8 октября 1982, у дома Мурузи
В НОЧЬ СМЕРТИ ГЕНСЕКА
ВОЗВРАЩАЮСЬ В МОЮ КОТЕЛЬНУЮ
Ветер свистит, как нагайка,
Страшен в своей правоте.
Дух одиночества, чайка,
Льнёт к одичалой воде.
Видишь, туман багровеет,
Сжались теснее дома.
Девственным ужасом веет
Новая эта зима.
Где мы? Зачем эта птица
Так бесприютна в ночи?
Что с нами завтра случится?
Тише... ни слова... молчи...
Будущность, точно Джульетта,
Взявшись рукой за живот,
По снегу, в саван одета,
К нам переулком бредёт.
18 декабря 1982
ОНА И ОН
Любовь и низость, страсть и жалость,
Восторг и страх —
Всё в ней, бедняжке, уживалось,
Смущая прах.
Увлёк ее беды проточной
Густой сироп
В глубинный, чудный и порочный,
Калейдоскоп.
Меж гад морских, как Наутилус,
Она плыла, —
Но отделять не научилась
Добро от зла.
Боюсь, на том конце туннеля,
В иной стране,
Непросто будет им с похмелья
Сойтись в цене.
Когда и впрямь она крылата,
А он царит,
Лишь обоюдная расплата
Их примирит.
1 июня 1983, 1995
СТАРИК
Повинную, сухую плоть
Вот-вот разжалует Господь,
Обратно вытребует душу,
И ты сидишь полуживой
И ужас неизбывный твой
Не смеешь выплеснуть наружу.
Ты все изведал, что земля
Приуготавливает для
Своих побегов нелюбимых,
Чем клонит мыслящий тростник,
Чем гонит выкормышей книг
И чем напутствует гонимых.
Как будто не о чем жалеть.
Но нет: еще, еще болеть,
Еще терпеть и греховодить...
Сидишь, перед тобой стекло,
Пространство челюсти свело,
И ночь свои объятья сводит.
3 июля 1983
* * *
Пленница плачет, поет,
Мечется, клетку теснит.
Что, если выпорхнет? Вот
Клювом настойчиво бьет.
Краска сбегает с ланит.
Ласточку небо манит.
Не объясняет длиннот.
Холодно. Снег и гранит.
Тянет на память, без нот.
Слабость. Грызет и саднит.
Что моя пташка клюет?
Молот в груди моей бьет.
Сладко, зловеще звенит
Маятник, чуя магнит.
8 декабря 1983, У. Д.
* * *
С. М. Белинскому
Бог одинок — вот и торопит лучших.
Уж с этой, кажется ему, уж с тем
Мы душу отведём, мы столько жгучих
Безотлагательно решим проблем.
Меж них и ту: что в нас первично — дух
Или скудель? вторично что из двух?
Душа к нему стремится, весела:
Она его утешит, приголубит,
Еще с порога крикнет: — Как дела? —
А он, меж тем, уже другую любит.
Тем и несчастен вечный сердцеед:
Ему с возлюбленной слиянья нет.
Ответь, зиждитель, почему не я,
А тот, с кем я не мыслил и сравниться,
Так страшно умирает? Где статья
В завете? чем сумеешь заслониться
От вопля грешника? — Но твердь молчит,
А смерть при деле, маятник стучит.