Мы не успели еще отойти от Теллы на приличное расстояние, а нас уже принялись донимать всякого рода поклонники Иешуа. Я с удивлением обнаружил, что невероятные слухи о чудесах, сотворенных Иешуа на горе Гермон, и об ангелах — явно не обошлось здесь без участия Симона — были у всех на устах. Я поражался, насколько сильна была у этих людей жажда увидеть чудо или хотя бы рассказать о нем друг другу. Я к тому времени несколько отвык от Иешуа-проповедника, появляющегося перед народом. Там, среди дикого леса, Иешуа был другим — простым смертным, растерянным, ошибающимся и сомневающимся. Сейчас его окружала атмосфера трепетного поклонения со стороны толпы многочисленных поклонников, что как будто бы воздвигало его на пьедестал. Иешуа казался не живым Иешуа, а чем-то вроде надгробия самому себе. Как непредсказуема та слава, которой одаривает человека жадная до слухов толпа. Еще вчера скандальную новость обсуждали на всех перекрестках, и казалось, жертва никогда не сможет оправиться от позора, но уже сегодня и скандал, и жертва были преданы забвению.
Иешуа останавливался и беседовал со всеми, кто обращался к нему, а посему двигались мы чрезвычайно медленно. И к вечеру мы так и не добрались до Капер Наума. Но до города уже дошли слухи о возвращении Иешуа, и Кефас с остальными приверженцами отправились нам навстречу. В тот момент мы переправлялись через реку, и я предложил подойти к Бет Зейде, где удобнее скрыться от назойливой толпы и можно провести ночь в покое и отдыхе. Иешуа, к моему удивлению, отказался от возможности отдохнуть и велел устроиться в поле, где он смог бы общаться с людьми. К нам присоединились еще около пятидесяти человек. Мы развели большой костер, а женщины отправились в близлежащие селения раздобыть какую-нибудь еду, кроме того у нас оставалось еще кое-что от пожертвований купца из Сидона. Иешуа почти ничего не ел, до поздней ночи он беседовал с людьми и проповедовал. Я узнавал в нем прежнего Иешуа, но все же это был уже не тот человек. Он изменился, стал сдержаннее и осмотрительнее. Теперь, когда мне довелось увидеть Иешуа несчастным и растерянным, я понимал, что он скрывал от своих близких, какую внутреннюю борьбу ему приходилось вести. О ней никому не суждено было узнать.
В поле, где мы остановились, очень многое напоминало нам, как ни странно, о тех языческих местах, которые мы покинули совсем недавно. Вдали виднелись очертания темного леса, воздух был пропитан запахом костра, а от озерной глади тянуло сыростью. Собравшиеся возле него последователи, по сути, мало чем сейчас отличались от язычников, ищущих чудес. Что их привело сюда и чего они так ждали? Чтобы кто-то чудесным образом разрешил бы все их проблемы? Что они жаждали услышать — рецепт или заклинание, которое мгновенно уничтожат всю мировую скорбь? Я знал, что Иешуа никогда не поощрял подобные желания, но в то же время именно он вселял в людей надежду и вдохновлял их веру в чудо, необъяснимым образом заглядывая в самые потаенные глубины их душ. А меня посетило чувство, что я снова теряю Иешуа. Люди шли к нему, лелея свои ожидания и надежды. И он уже не мог быть просто Иешуа, просто другом, каким я хотел бы его видеть.
Я хорошо понимал — и думаю, что остальные тоже понимали, — каким сложным и неопределенным было мое положение рядом с Иешуа и в его кругу. Оно было неопределенным с самого начала. Какая-то часть меня самого всегда была очень независима и стремилась к отдалению, но именно эта часть и испытывала к нему неподдельную и искреннюю любовь. Его люди не могли принять меня, так как не могли простить мне умаления их кумира, умаления и низведения до уровня обычного человека того, кто был для них великой надеждой на собственное совершенствование и спасение. Эта догадка внезапно озарила меня, когда Кефас пришел поздороваться с Иешуа. Он надеялся на радостную встречу со слезами и объятиями, горел нетерпением поведать Иешуа нечто, что он берег до его возвращения, но вместо этого внезапно сник при виде меня. И хотя я никогда не считал Кефаса особенно тонким и умным, в тот момент я вдруг осознал, что Кефас, пожалуй, гораздо ближе к Иешуа, чем я. Кефас принимал Иешуа всем своим сердцем, тогда как я постоянно спорил сам с собой, приводя и отвергая доводы в защиту Иешуа.