А еще тем вечером, прежде чем мы легли спать, в дом набилось множество народу, и все наперебой рассказывали о невесте, о том, какие щедрые дары она получила, какой наряд наденет на свадьбу. Много было разговоров и о родственниках жениха: они, мол, все не могут договориться, как должна проходить свадьба. Я молчала, но чувствовала, что нахожусь в центре внимания, что некоторые пришли просто поглазеть на меня и побыть рядом. При первой возможности я ушла помогать на кухне. Когда я вернулась с подносом, чтобы собрать пустые кружки, то на секунду задержалась в дверях, и стояла там, в полумраке, никем не замеченная. Я услышала, как Мириам и еще одна женщина снова рассказывают остальным историю Лазаря.
И вдруг я поняла, что, судя по разговорам, никто из пришедших сам ничего не видел. Позже, когда мы с Мириам остались одни, я спросила, была ли она там, и она сказала «нет», но что ей все подробно рассказывали люди, видевшие это своими глазами. Заметив, как я изменилась в лице, она повернулась к окну, закрыла ставни и понизила голос.
— Я знаю, что Лазарь умер. Не сомневайся. И что он четыре дня пролежал в могиле. Это тоже точно. А сейчас он жив и завтра придет на свадьбу. Ходят разговоры о бунте против римлян или против учителей закона. Кто-то говорит, что римляне хотят свергнуть учителей, а кто-то — что это учителя подстрекают народ. Но может никакого бунта и не будет, а может, будет бунт против всех и вся, даже против смерти.
И она повторила: «даже против смерти». От ее слов я оцепенела.
— Даже против смерти, — снова сказала она. — Может, Лазарь — это только начало. Сейчас он жив, дома с сестрами, но могу поклясться, что неделю назад он был мертв. Может быть, это то, чего мы ждали, и поэтому собирается народ и по ночам столько шума.
Следующим утром на кухне мы узнали, что Марфа, Мария и Лазарь придут к Мириам, чтобы вместе идти на праздник. Нам сказали, что Лазарь еще слаб, и сестры видят, как люди его боятся. «Он знает тайну, скрытую от нас, — сказала Мириам. — Его дух успел прижиться в ином мире, и люди боятся того, что он может рассказать, боятся того, что он знает. Сестры не хотят идти с ним на свадьбу одни».
Я оделась с особой тщательностью. День был жаркий, поэтому ставни держали закрытыми. В спертом и влажном воздухе не хотелось шевелиться. Мы с Мириам несколько раз оставались наедине, но чувствовали себя неловко, не вставали со стульев и не разговаривали. Мы обе ждали, когда они придут. Несколько раз, услышав какие-то звуки, мы в страхе вскидывали друг на друга глаза, предчувствуя недоброе. Не могли представить, что произойдет, когда Марфа и Мария приведут своего брата. Шло время, и напряжение росло. В конце концов, от неподвижности, жары и тишины я заснула. Меня разбудила Мириам, прошептав: «Они здесь. Пришли наконец».
Сестры были прекрасны как никогда. Они торжественно вошли в душную комнату, приблизились, и я увидела, сколько в них твердости, благородства и достоинства. Как будто случившееся отметило их особым знаком. Это чувствовалось в их манере держать себя, в улыбке, изнутри освещавшей их лица. Когда они подошли, я поняла, что они считают меня причастной к случившемуся, хотят прикоснуться ко мне, обнять, поблагодарить, как будто я имею отношение к воскрешению их брата.
Лазарь постоял в дверях, а потом медленно прошел в комнату. Он вздохнул, и все мы подались к нему, и в этот момент, только в этот момент, у меня и, я думаю, у кого бы то ни было, появилась единственная возможность задать ему вопрос. Полутемная комната, неподвижность воздуха и то, что все мы, все четыре женщины, были способны молчать о том, о чем не следует говорить, давали такую возможность. В эти несколько секунд любая из нас могла бы спросить его о наполненной душами бездне, в которой он побывал. Что там: непроглядная, все поглощающая тьма или свет? Что там: вечное бодрствование, грезы или глубокий сон? Что там: голоса, или только молчание, или другие звуки — капающая вода, вздохи, эхо? Узнал ли он кого-нибудь? Встретился ли он со своей матерью, которую мы все так любили? Помнил ли о нас, пока скитался там? Были ли там кровь и боль? Что там: тусклый серый пейзаж или красная долина, окруженная скалами, или леса, или пустыни, или сплошная мгла? Страшно ли там? Хотелось ли ему вернуться обратно?