Я не переставал изумляться. Мы вели бой. И первый заход был уже завершен, а мы — еще живы.
Вектор открыл микропорталы, ведущие внутрь тела Юникрона.
Солус, издав боевой клич, первой шагнула в портал и растворилась в нем. Мы же чуть не погибли, когда прямо на нас понесся с тихим свистом поток самонаводящихся на Энергон ракет. Чтобы увернуться от них, нам пришлось броситься врассыпную, а затем — обороняться с помощью всего имеющегося оружия. Мы отчаянно защищались: хоть внезапность нападения и сделала наши действия беспорядочными, но тренировок по уничтожению ракет у нас за плечами было достаточно. Поэтому наши тела, действуя машинально, вовремя выпустили дипольные отражатели и ложные тепловые цели, обезвредив таким образом три ракеты.
Микронус отвел от неповоротливого Квинтуса одну из ракет, стремглав умчавшись прочь во вспышке Энергона — несмотря на то, что наш план такие действия запрещал. Я сбил ракету лучевой пушкой, но попал этим же выстрелом в руку Вектора. Тот разразился ругательствами в мой адрес — хоть до меня и не сразу дошло, чтó я, собственно, сделал. Но рана Вектора оказалась неглубокой, и мы перегруппировались, чтобы достичь следующей точки нашего тщательно разработанного боевого маршрута — то есть портала, предназначенного для Максимо. Успели мы как раз вовремя: к нам устремились новые ракеты и еще один поисковой луч, который вспыхивал ослепительным синим светом, когда чего-либо касался. Луч этот мгновенно и без единого звука разрезал пополам оружие, которое нес Алхемист. Тот выругался, охваченный одновременно испугом и досадой, и ненужные теперь футляры для оружия медленно поплыли к поверхности растерзанной луны. Мы же в панике направили реактивные двигатели в другую сторону. Прорываясь к своему порталу, я лишь краем глаза видел картины боевых действий, которые разворачивались в других местах.
Вдали от обломков луны воины продолжали изматывать и сбивать с толку врага. Яркие вспышки от их реактивных ранцев и ракет почти мгновенно поглощала бездонная межзвездная пустота. Оникс бессильно плавал в космическом пространстве: из дюжины его ран сочился Энергон. Но Прима был рядом, защищая его. Мегатронус и Тринадцатый, выполнив запланированные маневры, кричали что-то в коммуникаторы. Но я находился от них так далеко, что лишь видел, как шевелятся их губы. Они беспорядочно двигались, увертываясь от свирепых атак Юникрона, и я восхитился их ловкости и быстроте реакции. Тем временем Амальгамоус крадучись обходил врага, чтобы внезапно напасть со спины. Быстрый как ртуть, он шнырял между извергнутыми Юникроном обломками, прячась за ними.
Затем раздался голос чудовища, подобный грохоту обвала в горах:
— Думаете перехитрить меня, роботы-недомерки? Я сыт по горло вашими выходками! Прощайтесь с жизнью!
Юникрон внезапно замолчал — возможно, что-то происходило внутри него… Он огляделся вокруг, пытаясь, как я понял, отыскать нас.
— Твоя очередь, Альфа, — как ни в чем не бывало произнес Вектор.
— Вам не победить меня! — взревел Юникрон.
Из-под всей поверхности его тела вырвалось то, что я назвал бы ударной волной — хотя мне до сих пор неизвестно, что именно это было.
— Давай! — с силой толкнул меня Вектор.
Должно быть, его тут же и настигла ударная волна. Но я уже находился глубоко внутри Юникрона, и поэтому был защищен от его нападений.
Я материализовался в таком тесном пространстве, что сразу сломал ступню. Частотный сдвиг энергии оказался невыносимым: я словно погрузился в багряный океан страданий (хотя в физическом смысле это было не самое худшее). Я испытал то, чего мы и ожидали от самых ужасных мгновений в жизни: на меня обрушилось непреодолимое могущество убеждений Юникрона, которое было неотъемлемой частью его существа. Он настолько превосходил меня силой и размерами, что его воля без всяких усилий подчинила себе мою и обратила существующее во мне добро в зло.
Мгновенно потеряв самообладание, я громко рассмеялся над нашей самоуверенностью. Конечно же, нам не под силу победить Юникрона — несокрушимого и могущественного, словно божество. Мы были для него всего лишь игрушками, с которыми можно делать все что угодно: хоть забавляться, хоть ломать. Более того, он был прав, поступая так с нами. Они с Праймусом олицетворяли бессмысленность нашего недолговечного бытия и тяжесть, которую приносит нам способность мыслить. Лучше уж положить конец этим безумным метаниям и обрести покой в безмолвной вечности, которую дарует смерть.