— Она воссоединилась с Великой Искрой.
Эти слова Тринадцатый произнес тихо, с нежностью. Заметно было, что ему трудно говорить.
— Она не может вот так уйти, — запротестовал Микронус, положив крошечную ладонь на большой палец Тринадцатого. — Я без нее не могу. Мы новый компьютер делали… Он должен был получиться таким…
Микронус замолчал, весь дрожа и сохраняя самообладание лишь благодаря силе воли. Все мы чувствовали тогда то же самое — в той или иной степени.
Воцарившееся было молчание прервал Оникс, который вдруг налетел, словно воплощенная ненависть, на Максимо и вонзил в него острые когти. Максимо пронзительно закричал: когти подбирались к его горлу. Он получил несколько глубоких колотых ран, но ему на помощь пришел Вектор, телепортировав Оникса в другой конец помещения и придавив его к полу силой деформации. Оникс был совершенно не похож на себя: рычал от безумного гнева, отчаянно дергаясь всем телом в попытках освободиться.
Максимо, лежа на полу, дрожал от ужаса и злобы.
— Вы видели? Он меня чуть-чуть не убил!
— Но не убил же… — стараясь сохранять спокойствие, произнес Прима. — Где Мегатронус? Только он сможет ответить на вопросы, которые нам нужно задать.
Все остальные были слишком потрясены, чтобы среагировать сразу.
— Она мне как раз новую мандалу делала… — горестно протянул Вектор.
— Она же была такой… — недоговорил Нексус. — Зачем… Зачем?!
Мы стояли молча и глядели друг на друга — будто надеялись прочесть ответ на чьем-то лице.
— Это неважно, — сказал наконец Микронус. — Все равно ничего не изменишь… Ой, что это такое?
Находясь ближе всего к останкам Солус, он первым заметил, что пол под ними — то есть металлический покров планеты Кибертрон — начал меняться. Жидкость, которая вытекла из Солус, вступила в цепную реакцию с этим металлом: постепенно размягчаясь, он тоже стал жидким. Тело умершей начало погружаться в эту яму. И чем глубже она становилась — тем ярче, сильнее светился золотисто-голубым сиянием металл, который медленно, но верно разъедала химическая реакция. Образовавшаяся в нем дыра была почти идеально круглой.
— Но… что… Мы же должны что-то сделать? — встревоженно проговорил Алхемист, не сводя взгляда с металла, который продолжал видоизменяться.
— Ты же знаешь в этом толк! — отозвался Квинтус. — Что вообще происходит?
— Не знаю. Я такого раньше не видел. Жидкость из ее тела размягчает покров Кибертрона. Золотистое вещество похоже на металлический Энергон… а голубое — это что-то вроде металла, оживленного Искрой…
Тут Алхемист вынужден был замолчать: реагенты достигли критической массы. Мертвое тело тоже начало расплавляться, погружаясь в жидкую смесь; голубое сияние стало еще ярче. Не смея вмешиваться, мы отступили назад, наблюдая, как исчезает Солус: жидкость неспешно поглотила ее с головой, просачиваясь в приоткрытый рот, словно отборная нефть. От образовавшейся массы повеяло теплом; она засветилась белым сиянием, в котором вспыхивали сапфировые и бирюзовые искорки. Они садились нам на ладони и плечи, касались щек. И мы на какой-то миг словно бы почувствовали вновь нежное прикосновение рук Солус… Но вот жидкая масса начала превращаться в какое-то подобие смерча. Он вертелся сначала медленно, а потом все быстрее, становясь похожим на перевернутый торнадо. Заключенная в нем сила, стремясь вниз и вниз, сверлила широкую, идеально круглую дыру в твердой поверхности планеты. Погрузившись глубоко в ее недра, смерч исчез. После него остался лишь круглый колодец, который сиял серебристым светом.
Все мы наблюдали за этими событиями, застыв от изумления. Лишь когда все исчезло — разве что из светящегося колодца продолжало веять мягким теплом, — мы начали приходить в себя.
— Какой он глубины? — вырвалось у меня.
— До самого Ядра, — ответил Алхемист, у которого глаза были приспособлены для распознавания химических реакций гораздо лучше, чем у любого из остальных Праймов. — Там расположена камера с Искрой самого Праймуса…
— И что это значит? — спросил Прима.
Он наклонился над краем колодца так низко, как только можно было, чтобы не упасть. Амальгамоус, который стоял рядом, превратил свою ногу в когтистую лапу и поставил ее на ногу Примы, чтобы он точно не упал.
— Это значит, что ты стоишь над колодцем, который ведет к самому ядру.
Амальгамоус произнес эти слова без тени улыбки. Металлическая спираль, в которую он превратился, извивалась и корчилась, словно в жестоких судорогах. И это выражало его чувства красноречивее всяких слов.