– Подумай сам, Питч, – сказал первый. – Мы не можем оставить его в живых. Это противоречит пророчествам и законам. Да и все равно он калека.
Синдер взглянул на говорившего: крепко сбитого мужчину лет, наверное, сорока. У него была развитая мускулатура кузнеца или крестьянина, пахавшего землю собственными руками. Лопатоподобные челюсти были крепко сжаты от досады и страха, и у него были такие же темные волосы, жидкая бородка и миндалевидные глаза, как и у брата Синдера, которого, очевидно, звали Питч. Может, этот мужчина постарше – его другой брат? Но тогда зачем ему желать Синдеру смерти?
– Хватит, – сказал Питч. – Взгляни на него. Стал бы злой дух захватывать тело мальчишки с искалеченной ногой? Стал бы он оставлять его на верную смерть в колодце, вдали от солнца? Взгляни на его зубы. Руки. Ты видишь клыки или когти? Он не рэйф, и на нем нет проклятия эфира.
– Но тогда что у него с глазами?
На этот раз голос подал второй мужчина. Он оказался моложе первого, но выглядел даже крупнее, и их схожие черты лица не оставляли сомнений в том, что они близкие родственники.
– Сейчас они не светятся, – парировал Питч.
Синдер достаточно наслушался. Он выпрямился, пытаясь встать на ноги, и чуть не свалился. Правая стопа оказалась завернута внутрь, а сама нога была хилой и слабой. Однако ему удалось встать ровно. Он не станет лежать. Синдер не знал, что на уме у этих людей, но если они решат применить силу, он не станет молча ждать как жук, упавший на спину. Он умрет, стоя на ногах, как мужчина.
Ему удалось подняться, но стоял он пошатываясь, и чуть снова не упал.
– Но… – настаивал второй мужчина.
– Нет! – Питч пресек все протесты мужчины одним-единственным словом и резким жестом. – Ничего не хочу об этом слышать. Не сегодня, когда наших родителей принесли в жертву, словно баранов.
Залетный ветерок принес с собой запах свежей крови, запах железа, на который Синдер прежде не обращал внимания. Сейчас же обратил. Он завертел головой в поисках его источника и обнаружил два трупа. Мужчины и женщины. Кто-то растерзал их.
Парень взглянул на них с легким сожалением, но кроме этого больше ничего не почувствовал. Хотя должен был бы, не так ли? Предполагалось, что они были его родителями, и все же он не знал этих людей. Не помнил. Впрочем, он хотел бы их вспомнить.
От недостатка знаний о самом себе – он даже не знал собственного имени, не знал его наверняка – у него в панике перехватило дыхание, он почувствовал себя уязвимым. Синдер раскрыл пустой, как и его мысли, рот. Человек без прошлого был потерян для окружающего мира, и парень поскреб по сусекам своего мозга в попытках найти ответ на вопрос, кто же он такой, отчаянно желая найти свое место в мире. Паника, на несколько мгновений ослепившая его, прошла, и все же он ничего не вспомнил.
Кто-то тронул его за плечо, разворачивая. Это был брат.
Питч заговорил тихим голосом, глядя на него полным сочувствия взглядом:
– Синдер, ты видел, что произошло? Я услышал крики и прибежал, как только смог. И Симиал и Лок тоже. – Он указал на двух других мужчин.
– Это была кошка с проклятием эфира, – сказал первый мужчина, Симиал. – Глянь на следы. Большой зверь. Нам придется выследить его.
– Не собираюсь я выслеживать никаких человекоубивцев с проклятием эфира, – заявил Лок. – Пусть с этим разбирается армия. Это их работа.
– У нас тут трусов нет, – сказал Симиал.
– Храбрость не то же самое, что слабоумие и отвага, – парировал Лок.
– Это действительно была кошка с проклятием эфира? – спросил Питч.
Синдер понял, что брат обращается к нему, и моргнул, стряхивая недоумение, вызванное разрозненными мыслями и потерей памяти.
– Я не знаю, – наконец сказал он. – Я не помню. Ничего не помню.
– Ты ее не видел? – спросил Питч.
Синдер покачал головой, готовясь сообщить о том, что потерял память.
– У него кровь идет, – сказал Симиал, указывая пальцем.
Там, куда указал мужчина, бороздами протянулись по всей длине предплечья Синдера три отметины, оставленные когтями. До этого он не обращал внимания на раны, но теперь, когда заметил их, тот факт, что он о них знает, будто бы заставил их разболеться сильнее. Они пульсировали болью.
– Господи помилуй, – прошептал Лок. – Коли они от проклятого эфиром, раны уже отравлены. Калека в два дня сгорит.
Так вот как они меня тут зовут? Калека?
– Они не отравлены, – сказал Питч. – Ты видишь, чтобы из них сочилась черная кровь? Чуешь запах гниющего мяса? – Он покачал головой. – Это всего лишь обычные раны, говорю тебе.