Бадж был здесь только проездом. У него не было ни времени, ни возможности вести раскопки. Не было у него к тому же ни снаряжения, ни разрешения на раскопки. Кроме того, он не мог не признать, что права первооткрывателей принадлежат местным жителям, коптам, которые привели его на это место. Он предложил, чтобы они испросили разрешения от Службы древностей на вскрытие гробниц. Бадж писал в своей автобиографии: «Они наотрез отказались сделать это,
55
объяснив, что не доверяют этому учреждению!» Из сказанного можно сделать вывод, хотя Бадж и хранит об этом молчание, что они боялись, как бы оповещение Службы древностей не привело к появлению других людей — может быть, профессиональных археологов или даже конкурентов-торговцев. К тому же Службе древностей было дано право задерживать наиболее ценные предметы, объявив их национальным достоянием.
Законные требования египетских властей, казалось, совершенно не волновали Баджа. Вместо этого он находит решение, устраивающее и его, и коптов: они начинают расчистку подступов к гробницам и проникают в них, а он обещает выкупить половину всех находок, обнаруженных ими в этих скалах. Если же эта затея не принесет ничего, достойного внимания, он обязуется оплатить пятьдесят процентов расходов на расчистку песка и камней, преграждающих доступ к гробницам. Заключив джентльменское соглашение, Бадж отправился дальше. Однако мысль о затеянных им раскопках не давала ему покоя. Правильно ли он сделал, доверившись своей интуиции? Довольно долго его местные компаньоны не могли сообщить ему ничего утешительного. Они решили отложить все операции по расчистке до прихода лета, хотя в это время все археологические работы обычно прекращаются. Но они чувствовали, что знойное, расслабляющее время года как нельзя более подходит для успешного выполнения их задачи, так как «сильная жара обычно парализовала энергию инспекторов Службы древностей и содержимое гробниц оставалось на произвол судьбы»[10].
В сентябре Бадж получил известие, что в гробницы наконец сделан проход. Но сообщение местных землекопов
56
сопровождалось ставшим уже привычным для археологии Ближнего Востока досадным рефреном: в гробницах уже успели побывать до них — правда, не в нынешние времена. Грабители безжалостно обчистили гробницы еще в древности, оставив явные признаки своего набега на мумии, которые были бесцеремонно разломаны на куски и разбросаны повсюду. Копты написали, что никаких папирусов до сих пор найти не удалось. Однако поиски продолжались, и в ноябре 1888 г. Бадж получил известие, что в одном из раскрашенных ящиков было обнаружено несколько свитков значительной длины.
Бадж договорился с коптами, что они встретят его, когда его корабль, направлявшийся через Индийский океан и Красное море, прибудет в апреле 1889 г. в Порт-Саид. Здесь в соответствии с планом Бадж и его партнеры встретились. «Мы обсудили, — рассказывает Бадж, — покупку всех этих папирусов, и они назвали свою цену. Папирусы должным образом были доставлены в Англию, и попечители Британского музея приобрели их. Немедленно некоторые любители совать нос в чужие дела обвинили меня в напрасной трате средств музея на покупку папирусов за „безрассудно большую цену", а другие заявили, что я обманул „бедных туземцев" и ограбил их, заплатив за папирусы меньше, чем они стоили. На самом деле местные жители получили больше, чем просили, и были полностью удовлетворены. Они поддерживали со мной деловые отношения, по крайней мере в течение еще двадцати лет, пока у них оставалось хоть что-нибудь, что можно было продать».
Копты из Маллави поддерживали деловые отношения и с другими людьми. Когда Фредерик Кеньон принялся за расшифровку и переписку текстов, он обнаружил, что несколько бесценных отрывков «Афинской политии», главной находки из всего числа папирусов, отсутствуют.