Полную противоположность этой плаксивой мольбе составляет письмо человека, до которого дошел слух, что брату его недостает сыновней преданности. Он пишет ему: «Мне сообщили, что все вы доставляете множество хлопот нашей почтенной матушке. Будь добр, мой возлюбленный брат, не огорчай ее ничем и, если кто-нибудь из наших братьев станет перечить ей, надавай им затрещин. Потому что ты остался теперь за отца... И не обижайся на мое письмо за эти упреки: мы должны почитать нашу мать как богиню, особенно такую хорошую мать, как наша. Я написал тебе об этом, брат, так как знаю, как ласковы к нам почтенные наши родители...»
Семейные письма, подобные этим, столь личные и столь непосредственные, как бы возвращают этих людей к жизни через бездну веков. Когда в такую семью приходит смерть, мы глубоко сочувствуем их человеческой драме, их безысходному горю, хотя, разумеется, при смерти близкого родственника характеры людей могут проявляться по-разному. Вот пример сурового выговора, сделанного одним «добрым самаритянином» двум бессердечным братьям: «Я очень удивлен тем, что вы так
109
бесчувственно уехали, не взяв с собой тело своего брата: вы забрали все, что он имел, и после этого уехали. Отсюда я вижу, что вы приезжали не ради покойного, но ради его имущества». Вряд ли что-нибудь может превзойти по силе сопереживания и здравому смыслу следующее письмо: «Ирена к Таоннофису и Филону, с приветом. Я горевала и плакала по благословенному так же, как прежде, — по Дидиму; я совершила все, что подобает в таких случаях, и точно так же поступили все мои домочадцы: Эпафродит, Термуфион, Филион, Аполлоний и Планра. Но разве можем мы что-либо изменить? Поэтому утешьтесь. Желаю вам счастья».
Такой стоической силы духа явно недостает другому письму, которое выражает соболезнования иного рода: «...Что ты страдал, как праматерь Ева, как Мария; и, пока жив Бог, о мой господин, ни одной праведной женщине и ни одной грешнице не пришлось выстрадать столько, сколько страдал ты; и, однако, грехи твои суть ничто. Но будем славить Господа нашего, ибо это он дает и он берет к себе; но будем молить Бога, чтобы он дал им упокоение и удостоил тебя блаженства с ними в раю, когда он станет судить души человеческие, ибо пришли они в лоно Авраама, и Исаака, и Иакова. И вот увещеваю я тебя, мой господин, не держать горя в душе своей и не разрушать своего счастья, но молить Бога о ниспослании тебе его благословения, ибо у Бога есть много всяких даров и он может вернуть скорбящим хорошее расположение духа, если они жаждут получить благословение от него; и мы уповаем, что Господь через это горе ниспошлет радость тебе и господину, твоему брату...»
Сравнение языческого письма и второго, куда более многословного, отражающего появившееся к тому времени христианское мировоззрение, показывает коренные
110
изменения, происшедшие в греко-римском Египте. Поистине конец был уже близок.
Папирусы неизмеримо углубили понимание историками, не говоря уже о палеографах, филологах и теологах, жизни эллинистического и римского Египта. Эпоха эллинизма долгое время оставалась в полном забвении, занимая незавидное положение между сверкнувшей ярким метеором карьерой Александра и появлением римских цезарей. Со времени заката фараонов о Египте было известно мало, за исключением нескольких упоминаний у Геродота (жившего до Александра Великого), а также у Страбона, Диодора Сицилийского и Плутарха. Почти все, что мы сегодня знаем, было собрано нами по крупицам из этих вновь обретенных документов.
111
Древнейшие книги мира
Современный мир получил наследство
от Древнего Египта, как и от Греции, по двум
различным каналам. Во-первых, имела
место прямая историческая преемственность...
Но, во-вторых, осуществлялось своего рода
запоздалое усвоение культурного наследия,
и здесь Шампольон и его преемники
сыграли по отношению к Египту такую же
роль, как ученые Возрождения по отношению к Греции.
Алан Х. Гардинер
Папирусы греко-римского Египта вызвали начиная с последней четверти XIX в. огромный интерес, и уже плохо осознавался тот факт, что эти документы, в конце концов, были оставлены чужеземными пришельцами, причем поздними. В представлении широкой публики папирология с ее профессурой, международными конгрессами, научными журналами, методологическими трактатами и специальными коллекциями занимается почти исключительно текстами на классических языках. Однако папирусы на греческом и латинском языках составляют лишь небольшую часть многоязычных свидетельств культурной жизни Египта на протяжении более пяти тысяч лет. Наряду с греческими и иногда латинскими текстами были найдены папирусы, написанные на арамейском, древнееврейском, пехлеви (среднеперсидском), сирийском, ливийском, многих малоазиатских, коптском, эфиопском и арабском языках. Одной из диковинок были обрывки готских текстов — возможно, самые ранние существующие образцы германской письменности, которые подтверждают предание о том, что римляне исполь-