177
легендах звучали эпические нотки, напоминающие эпос о Гильгамеше и «Илиаду». Более того, их тематика, система образов и выбор слов пролили свет на неясности в древнееврейской и гомеровской литературе. Мифологические тексты ханаанеян помогли объяснить развитие европейской трагедии и комедии из ритуалов — в виде драматического действа, — прославляющих смерть и воскресение бога растительности.
Если судить по безупречной форме, в которой эта давно утерянная литература была написана где-то в первой половине XIV в. до н. э., ее истоки были намного более древними. С точки зрения лингвистики близкое родство языка этой литературы с древнееврейским обещало существенно продвинуть вперед наше знание библейского словаря и прояснить древнееврейские слова, которые были неправильно поняты или имели сомнительное значение. Некоторые отрывки из Ветхого Завета, точный смысл которых ускользал от ученых, оказались дословными заимствованиями у ханаанеян. Это же относилось к метафорам, эпитетам и мифологическим намекам, смысл которых до сих пор был туманным и теперь получил разъяснение с помощью ханаанских соответствий. В случае искажений и замен, сделанных современными критиками и переводчиками Библии, угаритское словоупотребление часто могло быть использовано для контроля. Во многих случаях, когда ученые предложили остроумные изменения в словах и значениях, угаритские источники указали, что традиционный текст был ближе к оригиналу.
Более старое, политеистическое ханаанское учение и монотеистическое, «боговдохновенное» древнееврейское Писание тесно связаны и в то же время в значительной степени противоположны: ханаанская литература оказала существенное влияние на иудаизм и одновременно
178
вызвала ожесточенный антагонизм с его стороны. Древнееврейская религия, какой бы уникальной по духу она ни была, созрела, по крайней мере до некоторой степени, в ханаанском окружении и не может быть до конца понята в отрыве от него. Более того, сам Ветхий Завет достаточно свидетельствует о том, что суровые нормы, установленные его учителями, редко соблюдались большинством израильтян (многие из которых были покоренными прозелитами), в то время как местные, ханаанские культы находили в их душе живой отклик. Библия полна примеров того, как массы израильтян, а иногда даже их цари принимали ханаанское идолопоклонство в качестве неофициальной магии, существовавшей бок о бок с их национальным культом Яхве. Более того, ханаанская религия могла содержать зачатки монотеизма.
Из угаритских текстов отчетливо видно, что ханаанская религия середины II тысячелетия до н. э. была откровенно натуралистической. Целью ее было объяснить и контролировать великие силы природы: жизнь — смерть — воскресение, дождь и прежде всего — плодородие. В духе первобытных религий природные явления олицетворялись антропоморфными божествами, и, как и во всех культурах сравнимого уровня, от Китая до древней Европы и Мексики, в изображениях богов и обрядах господствовала откровенная эротика. Каковы бы ни были эстетические достоинства угаритской мифологии, а они были значительны, угаритская религиозная поэзия первоначально мыслилась не как искусство, но как ритуал для того, чтобы умилостивить богов и обеспечить нормальное течение плодородного цикла (годичного или семилетнего). Религия была в основном функциональной, и человеку отводилось известное место и доля ответственности в общем порядке вещей. Смертный состоял в задушевном общении с природой и
179
отнюдь не был в ней пассивным чужаком. Ритуалы людей были эффективным средством, помогавшим богам одерживать победы в их битвах. В этом свете мы и должны рассматривать такие религиозные обычаи, как храмовая проституция обоих полов, скотоложество и приношение в жертву детей, бывшие частью многочисленных обрядов в честь плодородия, которые древние евреи находили столь отвратительными, хотя они и сохранили некоторые пережитки их, как, например, «прохождение через огонь», эвфемизм человеческого жертвоприношения, а также почитание изображений и даже в определенной форме храмовую проституцию.