У меня официально началась паника.
Райдер Уильямс будет ожидать, что я свяжусь с ним, чтобы назначить время и дату для выполнения его общественных работ, а этого просто не будет. Мэллори могла завоевать его для меня, но у меня нет желания доводить дело до конца.
А под желанием я подразумеваю мужество.
Желание? Да. Мужество? Ни капельки.
— Расслабься, ладно? Успокойся, это будет весело. Ты можешь попросить его поменять лампочки и подстричь наш газон.
— У нас нет газона.
— Он может покрасить забор.
— Забора у нас тоже нет. Боже мой, ну почему ты такая.
— Потому что! Я ни за что не позволю какой-то Каппе наложить лапы на твоего мужчину.
Он не мой мужчина — сначала он должен узнать мое имя.
— И сколько... сколько там было девушек?
— Торгующихся за него? Я и еще четверо. Я ни в коем случае не собиралась отступать.
Я смеюсь над этим.
— Ты упивалась властью, не так ли?
— Черт возьми, да! Дайте девушке аукционный номер и отойдите в сторону. Эта штука очень опасна.
— Ты же знаешь, что я не собираюсь приглашать его в дом, верно?
— Да, я так и думала, но не хотела, чтобы он ускользнул из наших рук на тот случай, если ты передумаешь…
Я не передумаю.
***
Я так и не передумала.
Прошло две недели, а у меня до сих пор лежит тот листок бумаги, который Мэллори дала мне, когда заплатила за него и использовала мои контактные данные. Заполненные документы лежат на моем комоде, сложенные в три раза, номер мобильного Райдера Уильямса на листе синей карточки под ним. Написано его собственным почерком.
С его графиком доступности.
Понедельник, все свободно. Со вторника по пятницу после трех часов дня. Пятница, суббота, воскресенье — уточнить позднее, с предварительным уведомлением.
Я смотрела на этот лист бумаги миллион раз. Уставилась на него, запоминая его номер и изучая его почерк, как судебный аналитик, как будто это моя работа — анализировать каждый завиток... кривая «Р» в его имени... «Й» с его длинным, завитым хвостом.
Хороший почерк, мужественный.
Однажды, на прошлой неделе, я почти добавила его к контактам в своем телефоне, прежде чем передумала и нажала удалить.
Никаких дамских шаров.
Совсем.
ГЛАВА ВТОРАЯ
РАЙДЕР
Когда дверь библиотеки распахивается — частично от порыва ветра, созданного сквозняком в вестибюле, частично от моего сильного рывка — девушка, толкающая ее с другой стороны, теряет контроль над небольшой стопкой книг в своих руках.
Подперев тяжелую дверь ногой в ботинке, я сажусь на корточки, намереваясь помочь собрать учебники. Одна книга в мягкой обложке — любовный роман — ускользает. Я поднимаю её с плитки и протягиваю девушке, глядя на обложку.
Черно-белое изображение парня без рубашки, держащего бейсбольную биту, пот стекает по его груди. Название ярко-розовое, что-то о твердых шарах и…
Книгу вырывают у меня из рук прежде, чем я успеваю перевернуть ее, чтобы прочитать надпись на обороте.
— Спасибо, я справлюсь.
Девушка отказывается смотреть прямо на меня, занятая тем, что аккуратно складывает свои книги, а сексуальный роман опускается в самый низ стопки. Даже в этом холодном вестибюле я знаю, что она краснеет, потому что ее голова застенчиво опускается, прячась в цветастый шарф, повязанном вокруг шеи.
Такая стеснительная и вроде как милая.
Изучаю видимую часть ее лица, все еще подпирая дверь носком ботинка.
Девушка приподнимает брови.
Я откуда-то ее знаю…
— Э-э... — Ее голос затихает. — Ты позволишь мне пройти?
Я что, пялился на неё?
— Черт. Прости.
— Ну что ж, спасибо за помощь. — Она пробегает мимо меня и почти добирается до второй пары дверей, прежде чем мой следующий вопрос останавливает ее.
— Почему ты мне не позвонила?
— Прошу прощения?
— Ты ведь Пайпер Давенпорт, да?
Черт, а что, если это не она?
— Я... — Остальные слова застревают у нее в горле. — Да.
Это та самая девушка, которая выиграла меня на благотворительном аукционе и так и не позвонила.
Я удивлялся этому, почему, черт возьми, кто-то заплатил двести баксов за чувака, а потом кинул его, вместо того чтобы связаться с ним. Что это за девушка, которая тратит такие деньги, выигрывает что-то и не претендует на это?
Для меня это не имело никакого гребаного смысла, и еще меньше смысла для меня сейчас, когда она стоит передо мной, явно смущенная.