— Мы когда-то вместе ходили на экономику, да?
Девушка удивленно поднимает темные брови почти до линии волос.
— Да?
— Я тебя помню.
Конечно же, я помню ее, потому что Пайпер Давенпорт очень милая и очаровательная. Всего улыбалась и расточала приятные флюиды. Я чувствовал ее взгляд на себе каждый раз, когда занимал свое место в передней части класса, пока однажды не надел очки, чтобы действительно видеть записи, которые писал профессор. Я бы, наверное, и не заметил ее, но мой друг Кевин ненадолго запал в нее на втором курсе и никак не мог заткнуться.
Но он ни разу не приглашал ее на свидание, потому что гигантская киска. Много смотрел на нее, но не хотел с ней разговаривать. Сейчас Кевин трахает какую-то случайную телку, блондинку с большими сиськами — долго это не продлится, и она, вероятно, попытается забеременеть.
Пайпер переминается на месте, поправляя вес синего рюкзака, перекинутого через плечо.
— Почему ты мне не позвонила? — возвращаюсь я к своему первоначальному вопросу.
Она пожимает плечами.
— А собираешься позвонить?
Пайпер отрицательно качает головой.
— Почему?
— Я… я не знаю.
— Ты просто вышвырнула двести пятьдесят баксов, и не позвонишь мне. — Это скорее утверждение, а не вопрос.
— Технически, я не тратила эти деньги. Это сделала моя подруга Мэллори.
В этом еще меньше смысла.
— Это она сделала ставку на тебя. Затем заплатила.
— Но ведь твое имя было на бланке победителя.
Я запутался, черт возьми.
— Я знаю.
— И... никто из вас не собирается мне звонить?
— Нет.
Хм.
Почему я так настаиваю на этом звонке? Половина ребят с аукциона закончили уборку грязных квартир — прочищали канализацию, выносили мусор, драили полы на четвереньках. Аксель Хольцингер должен был достать чертову живую летучую мышь с чердака какой-то цыпочки, а у него были только ведро, рукавица для духовки и теннисная ракетка.
Я должен считать, что мне повезло, что Пайпер не позвонила обналичить свою выигрышную ставку.
— Хорошо, — наконец говорю я в тишине, позволяя словам повиснуть между нами, не предлагая ничего больше.
Губы Пайпер Дэвенпорт плотно сжаты, но она натянуто улыбается мне.
— Ну, думаю, мы... еще увидимся.
Конечно.
Или нет, раз уж ты не планируешь звонить.
Эти слова вертятся у меня на кончике языка, но я борюсь с желанием их произнести. Я не настолько большая задница, чтобы опускаться до язвительности. Кроме того, какая мне разница, позвонит она или нет?
Хотя…
— Я тебя пугаю?
Она поворачивается, держась рукой за металлическую перекладину поперек двери, готовая толкнуть ее.
— А?
— Ты не позвонила, потому что я тебя пугаю?
Вполне реально предположить, что так и есть.
Я большой парень, плотный. При росте шесть футов два дюйма (прим. 1 м 89 см) и весе чуть больше двухсот пятидесяти фунтов (прим. 115 кг) я нависаю почти над всеми. Не многие люди боятся моего размера, но некоторые из них, в основном девушки, особенно низкорослые, как Пайпер.
Правда, я совершенно безобиден.
Большой, но безобидный.
Пайпер одаривает меня еще одной улыбкой, на этот раз более дружелюбной. Почти с сожалением?
— Нет, Райдер, ты меня не пугаешь.
О.
— Хорошо.
Вот только теперь я еще больше запутался.
Даже не оглянувшись, Пайпер, наконец, протискивается в дверь, позволяя зимнему ветру ворваться в вестибюль, пока не оказывается снаружи на холоде. От порыва ветра волосы вздымаются вокруг ее головы в миллионе разных направлений.
Согнувшись, наклонив голову, Пайпер переходит на быструю ходьбу. Пересекает улицу, засовывая ключ в дверцу симпатичного красного джипа. Бросает туда свое барахло и запрыгивает внутрь.
Я стою, наблюдя, как глушитель выпускает пар, как включаются стоп-сигналы, и она задним ходом выезжает с парковки.
Смотрю, пока она не уезжает, и мне не останется ничего другого, как пойти в библиотеку и заняться учебой.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
ПАЙПЕР
Даже спустя три часа мое сердце все еще колотится со скоростью миллиона ударов в минуту. Возможно, это небольшое преувеличение, но вполне возможно так и есть. Не думаю, что я так нервничала с тех пор, как Мэллори притащила меня петь вместе с ней на школьном шоу талантов.
Я улыбаюсь про себя.
Ох, Мэллори.
Вечно втягивает меня в какую-нибудь драму, пытаясь сделать более общительной и менее застенчивой.