Я подхватила дочкину ручку, и мы зашли. Дом, как оказалось, был очень просторным и светлым. Прихожая вся была покрашена в белый цвет. Полная противоположность нашему прежнему дому, его тусклым, приглушенным цветам и гнетущей атмосфере. У меня сразу поднялось настроение, но Сабина, похоже, начала нервничать еще сильнее — дочка вцепилась в меня и еще сильнее сжала мою руку.
— Давайте-ка я покажу вашу комнату, — предложила Кристалл, — а потом поставлю чайник. Думаю, тебе не помешает чашечка крепкого чая, а?
Она повела меня вверх по лестнице, и я невольно заглянула к ней под юбку. Дивные кружева! Мне хотелось закрыть глаза Сабины рукой, но это было бы неуместно и грубо.
— Кстати, я Кристалл, — бросила хозяйка через плечо, — Рут тебе, наверное, уже сказала. Хорошо, что она позвонила. Сто лет не виделись, с удовольствием бы с ней поболтала.
Разговаривая, Кристалл открыла дверь и зашла внутрь. Мы последовали за ней. Она обвела комнату рукой.
— Пожалуйста. Добро пожаловать в наш сумасшедший дом!
Комната была большая, с огромной кроватью. На ней лежало покрывало бирюзового цвета, а мебель — гардероб и туалетный столик — были сделаны из темного дерева и, похоже, стоили баснословных денег. На стене висел огромный телевизор.
— Нравится?
Я осторожно пересекла комнату, подошла к большому эркерному окну и засмотрелась на зелень парка через дорогу. Мои глаза наполнились слезами. Я никогда не жила в таком прекрасном месте — даже дома, в Шри-Ланке.
— Мы будем жить здесь? — переспросила я.
— Ну конечно! Так тебе нравится?
— Очень, — все еще оглядываясь по сторонам в полном восторге, сказала я. — Вы тоже живете здесь?
— Да. Этажом выше.
Кристалл опустила мой рюкзак на кровать и плюхнулась рядом.
— На моем этаже живет еще одна дама — Джой. Жалкая тощая корова! Это имя ей совершенно не подходит[2]. А на самой верхотуре обитает Его Милость, — Кристалл подняла голову вверх, — он предоставлен самому себе.
— Его милость?
— Хейден.
— Здесь живет мужчина?
Рут об этом не говорила. Кристалл пожала плечами.
— Это его дом. Мне пришлось его немного поупрашивать, чтобы он согласился вас принять, но теперь он успокоился.
— Он сложный человек?
— Хейден? — Кристалл усмехнулась. — Боже, нет. Скорее… Беспокойный. Он музыкант. Певец. Когда-то был настоящей поп-звездой. Ну ты знаешь, каковы эти творческие личности.
Но я не знала.
— Кухня у нас общая, и еще внизу есть огромная гостиная, там стоит рояль Хейда. Он сейчас на нем почти не играет и вообще редко выходит из комнаты. Сидит там денно и нощно, как затворник. Непонятно, зачем ему жильцы. Видимо, не хватает твердости отказаться.
Кристалл болтала без умолку, и мой уставший мозг пытался за ней поспеть.
— Он взял к себе нас, двух отбросов общества — меня и Джой, — а теперь не может от нас избавиться. Поэтому мы обе стараемся немного за ним присматривать. Какое-то время он позволяет нам за собой ухаживать, потом мы начинаем действовать ему на нервы, и он исчезает. Снова отправляется к себе наверх и не показывается.
Должно быть, вид у меня был взволнованный, потому что она добавила:
— Он — милашка, честно-честно. Просто держись от него подальше, и все будет хорошо. Не позволяй дочери шуметь.
— Она не будет.
— Как тебя зовут, милая? — обратилась Кристалл к моей дочери.
Сабина молчала.
— Сабина, — ответила я за нее. — Она не разговаривает.
— Ого, — удивилась Кристалл, — вообще?
— Да.
— Она такая с рождения?
— Нет. Последствия психологической травмы. Это случилось недавно.
К моим щекам прилила кровь: наша новая знакомая, должно быть, подумает, что я плохая мать.
— Бедное дитя, — посочувствовала Кристалл. — Но красавица. Вся в маму.
— Меня зовут Аиша, — представилась я. — Аиша Рашид.
— Рада знакомству, Аиша. — Она вскочила и прижала меня к внушительной груди. — Надеюсь, мы станем лучшими подругами.
Было бы здорово: у меня еще никогда не было лучших подруг. Правда, эта Кристалл такая говорливая и порывистая, что испугала меня до полусмерти.
Глава 8
К нашей комнате примыкала просторная ванная. Когда Кристалл ушла, чтобы поставить чайник, я включила Сабине горячий душ. Она была вялая, пока я ее раздевала. Иногда мне хочется ее встряхнуть, вызвать хоть какую-нибудь реакцию. Потом я вспоминаю, каково это — когда с тобой грубо обращаются, обнимаю тоненькое тельце и прижимаю к себе.
— Здесь мы будем счастливы, — сказала я вслух, обращаясь скорее к себе, чем к девочке. — Теперь никто тебе не навредит. Я буду за тобой приглядывать, и, надеюсь, однажды ты почувствуешь, что снова можешь со мной разговаривать.