Когда мать выскользнула из комнаты и тихо закрыла за собой дверь, Рис повернулся к жене. Он с болью думал, что эту комнату сейчас покинули две счастливые пары, уверенные в своей любви, в своем будущем. А ему предстояло сложное объяснение с Энн, которая замерла посреди гостиной и наблюдала за ним. Но больше всего Риса испугало то, что всегда открытое лицо Энн сейчас было совершенно непроницаемым.
* * *
Энн смотрела на мужа. Хотя в последнее время они часто оставались наедине, сегодня чувствовалась неловкость. Вернее, она чувствовала неловкость и полную неуверенность в том, что делать дальше. Видимо, это положение было столь же трудным и для Риса, он переминался с ноги на ногу, как школьник, не знавший, о чем говорить с понравившейся девочкой.
Энн сделала шаг к нему и остановилась.
— По-моему, ты решил иначе покончить со всей этой историей.
— Да.
— Когда полицейские выводили Уоррена из зала, я боялась дышать. И ты очень убедительно отвергал его обвинения. Еще до того как доктор Лэнгриш признал Уоррена безумным, многие вокруг говорили, что все это ложь. Они утверждали, что только настоящий потомок по прямой линии герцога Уэверли мог вести себя так, как ты.
Рис вздохнул и покачал головой:
— Если мое ужасное поведение в прошлом когда-либо и приносило мне пользу, так это сегодня. Но я ненавидел себя за это. Такое поведение уже перестало быть для меня нормой. Благодаря тебе.
— Благодаря мне? — Энн невесело рассмеялась. — Я не имею на вас никакого влияния, милорд.
— Ты так думаешь? — спросил Рис. — Почему ты считаешь, что я только сегодня изменил свое решение открыть правду? Как ты думаешь, почему я рискнул отрицать все обвинения Уоррена в публичном месте?
Энн сглотнула.
— Не знаю.
Он взял ее руки и прижал к своей груди. Она чувствовала под ладонями биение его сердца.
— Из-за тебя, Энн.
— Из-за меня? — выдохнула она, едва расслышав свой голос сквозь шум в ушах.
— Да, я уже готов был упустить свою жизнь, но два дня назад ты ушла от меня. И я вдруг полностью осознал, что принесет неминуемый скандал, если я открою правду своего рождения.
— Я не понимаю.
— Я смог бы пережить изгнание из высшего общества. Смог бы пережить ненависть, презрение и сплетни. Но когда я полностью осознал, что потеряю тебя, это и стало поворотным моментом. Я понял, что готов на все, лишь бы этого не случилось.
Энн открыла рот от удивления. Долгое время этот человек отвергал ее, даже во время близости он не поддавался чувствам. А теперь говорит… признается…
— Ты как-то мне сказала, что я тебя не заслуживаю.
Она поморщилась, вспомнив, что наговорила ему той ночью, когда выплеснула долго копившийся гнев.
— Не вини себя. — Его руки гладили ей спину. — Ты абсолютно права, я тебя не заслуживаю. Я всю жизнь был высокомерным и несправедливым. Только когда ты стала частью моей жизни, я понял, что ошибался. А когда ты сказала, что оставишь меня, я наконец-то осознал, как сильно люблю тебя.
Энн недоверчиво смотрела на мужа. Непохоже, чтобы он шутил или говорил то, чего не думал.
— Ты меня любишь? После стольких лет, после всего, что мы пережили, ты говоришь, что любишь меня?
— Да, я люблю тебя, — серьезно ответил Рис. — Люблю твой характер, люблю твою силу, которую ты проявляла в последние недели. Я люблю твою доброту, твою способность одним взглядом научить меня чему-то новому. Я люблю тебя, Энн.
У нее полились слезы. Она не могла их остановить, да и не хотела. Наконец, после долго ожидания и надежд, она получила то, что жаждала всем сердцем.
— Если позволишь, я хотел бы попытаться заслужить твою любовь. Возможно, со временем ты снова меня полюбишь.
Энн почувствовала такую ни с чем не сравнимую радость, что в этот момент она могла бы летать, если б Рис попросил ее об этом. Но она высвободилась из его объятий, вытерла слезы и улыбнулась.
— О, Рис, ты не представляешь, как я сама надеялась завоевать твою любовь. Я думала, что время как-то может все изменить.
Он тяжело сглотнул.
— Значит, ты думаешь, это невозможно?
— В чем-то — да, — сказала она, но затем покачала головой. — Но это не относится ко мне.
Рис побледнел. Она была поражена, увидев слезы в его глазах и полное разочарование на лице.
— Значит, я потерял тебя, — прошептал он. — Ты не думаешь, что я каким-нибудь образом смогу вернуть твою любовь?
— Нет, Рис. Потому что я никогда и не переставала тебя любить. Несмотря на ужасные недели после нашей свадьбы, несмотря на весь мой гнев, я с каждым днем любила тебя все больше.
— Ты… еще любишь меня? — выдохнул он.
Рис испытывал благоговейный трепет перед чувствами, о которых прежде говорила ему Энн. Благоговейный трепет от мысли, что они могут любить друг друга — без препятствий, без исключения, всю жизнь.
— Конечно, — прошептала она, погладив его по щеке. — Я всегда буду тебя любить.
— И я люблю тебя, Энн.
Она улыбнулась.
— Отныне я всегда буду за тебя бороться. Ты единственная, за что стоит бороться, — сказал Рис.
Энн положила голову ему на грудь, и, возможно, первый раз в жизни он почувствовал удовлетворение. Что бы ни случилось, что бы ни произошло, его любовь к ней и жизнь, которую он собирался прожить с ней… за это стоило бороться.
Эпилог
Шесть месяцев спустя
Когда порой возникали слухи насчет родства герцога Уэверли, он, как правило, немедленно гасился напоминанием, что, если кто в обществе больше всего и соответствовал титулу, так это Уэверли. Тех же, кто продолжал сомневаться, убеждал факт, что его обвинителя признали безумным еще до того, как он умер в психиатрической лечебнице.
Конечно, подобные разговоры всегда заканчивались дискуссией о том, как женитьба изменила Уэверли, сделав его намного лучше. Если Рис слышал обрывки пересудов, он не мог не согласиться с последним утверждением.
Единственный человек, которого он должен был за это благодарить, сидел теперь в другом конце гостиной и беседовал с женой Саймона.
Как будто почувствовав его взгляд, Энн с улыбкой посмотрела на Риса.
— Ты совершенно ослеплен, — засмеялся Саймон и хлопнул брата по плечу.
— Не стану отрицать, — усмехнулся Рис. — И очень счастлив.
— Рад за тебя. — Саймон посмотрел на него с серьезным видом. — Хотя думал, что ты не способен на любовь. Я боялся, что ты позволишь счастью пройти мимо.
— Даже не хочу думать, что бы случилось, если бы…
Саймон поднял бокал.
— В канун Рождества я хотел бы сказать тост в честь нашей семьи. Пусть наша тайна останется только нашей тайной.
Рис с улыбкой поднял бокал. Да, он обрел новую семью. Он стал ближе к сестре, общей у них с Саймоном, и тот порой намекал, что знает еще кое-что об их семье и когда-нибудь расскажет об этом Рису.
Все присутствующие выпили.
— Прошло уже полгода, как мы узнали правду о вашем отце, джентльмены, — сказала Энн. — Мы знаем, что у него есть и другие дети. Интересно, не собираетесь ли вы разыскать их?
Лиллиан кивнула:
— Да, мне тоже любопытно узнать о них.
— Ты что-то скрыл от меня? — спросил Рис брата, ставя бокал.
— Как тебе известно, я был занят не только своей любимой женой… — Лиллиан густо покраснела и засмеялась. — Но и работой. Здесь, в старом лондонском доме отца, и в поместье Биллингем осталось много его записей о состоянии дел. Понадобилось немало времени, чтобы просмотреть их. Недавно… фактически на этой неделе, я обнаружил кое-какие сведения еще об одном из его внебрачных детей.
Рис тяжело сглотнул. Его тоже интересовали неизвестные родственники, но он гнал от себя эти мысли.
Видимо, Энн заметила его волнение, так как подошла и коснулась его руки. Рис улыбнулся ей, вбирая ее силу и любовь, как всегда в последние благословенные месяцы. Он никогда бы не подумал, что это возможно, но его любовь к ней росла с каждым днем.