– Мне жаль тебя, и ты мне понравилась, – ответила Корнелия. – Мы все совершаем ошибки в жизни, но ты была жестоко наказана за то, за что другие люди часто остаются безнаказанными. Я хотела бы, чтобы ты приняла мое приглашение… а ты?
Девушка подняла глаза на Корнелию, и та увидела, что надежда затеплилась в глазах Виолетты. С легким всхлипом она отвернула голову и быстро сказала:
– Вы слишком добры ко мне, мадам. Было бы нечестно для меня воспользоваться вашей добротой. Хозяин сказал, что я вела себя очень плохо, и, возможно, он прав. Было преступлением с моей стороны позволить поднять глаза на молодого хозяина… Я знала, что поступаю гадко… но это потому… потому…
– Потому, что ты любила его, – докончила за нее Корнелия.
– Да, это так. Я любила его, но такая любовь не приносит девушке счастье, мадам. Я пыталась вырвать ее из своего сердца, это было бы правильнее всего, но когда… любовь вспыхнула так неожиданно, я ничего не могла поделать с собой, кроме… кроме как позволить своему сердцу любить!
Корнелия молча слушала эту исповедь, не отводя глаз от сверкающей на солнце глади озера. Так вот как приходит любовь, думала она, внезапно, прежде чем успеешь осознать это, она вспыхивает в сердце, словно факел в ночи.
И неожиданно она почувствовала прилив радости – словно что-то раскрылось в душе ее, сверкающее и прекрасное, – озарив внезапной догадкой ее сердце. Любовь пришла и к ней, – так же, как это случилось с бедняжкой Виолеттой. Это произошло, и уже нельзя было с этим что-либо поделать.
Корнелия порывисто обернулась к девушке.
– Забудь прошлое, Виолетта, – сказала она. – Я помогу тебе и хочу, чтобы ты помогла мне. Теперь слушай внимательно, что тебе нужно сделать.
Ее осенило, каким образом она могла бы ввести Виолетту в дом своего дяди. Она с удивлением обнаружила уверенность в себе и в своих словах, чего не замечала прежде. Как будто в стремлении помочь кому-то другому в ней пробудились сильные черты ее характера. От смущения и растерянности не осталось и следа, и впервые, с тех пор как она покинула Росарилл, Корнелия твердо знала, что ей надлежит делать.
– Во-первых, тебе необходимо что-нибудь съесть, – уверенно сказала Корнелия, – ты провела в парке всю ночь?
– Я сначала отвезла свои вещи на Паддингтонский вокзал. Хозяин велел мне отправляться домой. Я намеревалась подчиниться ему, но когда попала на станцию, то поняла, что не смогу сделать этого. Я не смогу признаться своим, что случилось… Не смогу снова пресмыкаться и унижаться перед мачехой… Я бродила по улицам… прохожие пытались заговорить со мной, но я бежала от них, а потом, когда открылся парк, я пришла сюда. Здесь было так безлюдно, и я подумала, что тут уж никто не услышит моих рыданий.
– Но я все же услышала, – закончила ее рассказ Корнелия. – И теперь ты должна обещать мне сделать все в точности так, как я объяснила тебе.
– Вы уверены, мадам, что действительно нуждаетесь в моих услугах? Вы поверили мне, но ведь я могла и обмануть вас… я могу оказаться воровкой… или кем-нибудь еще…
– Я не боюсь, – мягко сказала Корнелия. – У меня есть предчувствие, что наша встреча с тобой, Виолетта, не случайна. Мы нужны друг другу. И раз мы встретились, ты не подведешь меня.
– Клянусь вам, мадам! Я буду служить вам до конца своих дней, – горячо воскликнула Виолетта.
– Спасибо. А теперь ступай и сделай, как я сказала. И когда ты придешь в дом моего дяди, то называй меня «мисс», а не «мадам». Спросишь мисс Бедлингтон и не забудь историю, которую я для тебя сочинила.
– Я не забуду, мисс.
Корнелия дала ей немного денег, и Виолетта обещала съесть что-нибудь на завтрак, привести себя в порядок и явиться к одиннадцати часам на Парк-лейн, 94. Корнелия поднялась со скамейки и протянула, прощаясь, руку. Виолетта замялась, видимо стесняясь своих натруженных рук, а затем внезапно наклонилась и прижалась губами к протянутой ей руке.
– Храни вас Бог, мисс, – прошептала Виолетта, и слезы вновь показались на ее глазах, но на этот раз это были слезы облегчения и благодарности.
Корнелия отправилась в обратный путь. Она чувствовала, что повзрослела с того момента как покинула дядин дом, направившись на прогулку. Она увидела страдание и боль, любовь и преданность. И все это вместе пробудило ее для новых, неведомых ей прежде чувств. Но даже теперь она едва отваживалась сознаться в том чувстве, которое полностью завладело ее сердцем. Корнелия видела лицо герцога перед собой, все равно как если бы он шел рядом с ней по берегу. Ах, если бы она не была такой косноязычной прошлой ночью, она бы могла расспросить герцога о его жизни, рассказать о себе и Росарилле. И еще… память цепко удерживала все мелочи: как он шел к ней через бальный зал, как она слышала биение его сердца, в то время как его рука обвивала ее талию, как они сидели друг против друга и их руки соприкасались…