Париже, и, когда Виолетта закрепила их в волосах, бриллианты засверкали и заискрились, как звезды в гуще темных волос.
Корнелия была готова. Сердце ее билось учащенно. На щеках горел яркий румянец, возникший на этот раз без помощи румян. Ее темные длинные ресницы были столь же прелестны, как и когда она подкрашивала их, чтобы подчеркнуть огромные зеленовато-золотистые глаза Дезире. Только губы были накрашены той же помадой, что подарила ей Рене в Париже, и когда Корнелия улыбнулась своему отражению, ее губы изогнулись в манящей и женственной улыбке, в которой в то же время было что-то стеснительно-детское.
Наконец Корнелия решилась покинуть спальню, пересекла широкую галерею и остановилась наверху лестницы. Отсюда ей было видно, как первые гости входят через парадную дверь в просторный мраморный холл. Герцог встречал их приветствиями, и в этот момент ему нужно было выйти, чтобы встретить короля и королеву.
Корнелия начала медленно спускаться, опираясь одной рукой на перила. Лишь мягкий шелест юбки сопровождал ее движение, но сердце ее колотилось так, что ей казалось, все, находящиеся в холле, должны слышать его стук. Еще до того, как Корнелия миновала последние шесть ступенек, герцог обернулся к лестнице и увидел ее. Мгновение он смотрел на нее невидящим взглядом, а затем все краски схлынули с его лица, и он шагнул вперед.
– Дезире!
Голос его прервался от волнения.
– Корнелия! Я просто не узнаю тебя!
Эти слова произнесла Лили, которая с плавной грацией приблизилась поцеловать племянницу в приливе лицемерной радости.
– Моя дорогая! Как ты переменилась! Это то, что может сделать Париж? Я изумлена – в самом деле. На секунду мне не поверилось, что это ты.
Корнелия высвободилась из объятий Лили, поцеловав дядю и тетю и пожав руки другим гостям, с которыми была знакома прежде. И только после этого, не обращая внимания на пронзительные восклицания Лили, все еще продолжающей изумляться произошедшими в ее внешности переменами, Корнелия смогла взглянуть на герцога. У него был ошеломленный вид человека, захваченного водоворотом и совершенно беспомощного в его вихре. Глаза их встретились. Корнелия была не способна двигаться, не способна дышать.
– Дрого! Их Величества! – властно прошипела Лили, и герцог послушно, словно автомат, пересек холл и вышел наружу.
Весь вечер пролетел как во сне, в котором все, что она ни сделала бы и ни сказала, казалось нереальным. Корнелия сидела в торце длинного обеденного стола, откуда через горы орхидей и башни золотой посуды ей было видно только макушку герцога.
Она смеялась и болтала, словно не сознавая присутствия короля по правую руку от нее. Она сумела рассмешить его, и он отплатил ей комплиментом, хотя Корнелия не имела представления, о чем они говорили.
Затем был бридж, играла музыка. И, в конце концов, герцогиня Рутландская поднялась и в учтивых выражениях поблагодарила хозяев за то, что время пролетело столь быстро.
После торопливой суеты с плащами и мехами, шляпами и накидками, скрывшими искусно причесанные головки, попрощавшись, гости отбыли.
И тут Корнелию охватил страх, почти паника. Не отваживаясь обернуться, она вернулась в гостиную. Сон закончился, и вернулась реальность. С того момента, как он, бледный и пораженный, произнес ее имя в холле, Корнелия не осмеливалась встретиться с глазами герцога. Но у него было время прийти в себя, время, чтобы осмыслить то, что сделала она.
Корнелия ощутила необычайный холод. В камине горел огонь, и она, трепеща, протянула к нему руки. Простит ли он ее за то, что она выставила его дураком? Любовь, что может выдержать беды и тяжкие утраты, зачастую улетучивается при звуке смеха.
Не возненавидел ли герцог ее за то, что она сделала? Корнелия услыхала, как дверь в дальнем конце гостиной отворилась, и поняла, что не осмелится повернуться, не отважится взглянуть герцогу в лицо. До нее донеслись звуки осторожно приближающихся к ней шагов. Как часто сердце ее прыгало в груди от этих звуков? Теперь оно только трепетало.
Герцог подошел к ней очень близко, но голова ее была наклонена вниз. Она пристально смотрела на огонь, от которого, казалось, не исходило никакого жара.
– Это все правда – или я сошел с ума? – спросил герцог, и Корнелии показалось, что голос его не зол, но серьезен.
– Это правда.
Она нашла в себе силы произнести эти слова, но ей потребовалось приложить физическое усилие, чтобы шевельнуть онемевшими губами.