Вместо этого Фреда прильнула ухом к его груди. Ей пришлось сгорбиться и замереть вот так на несколько секунд; до склонившего голову в удивлении Соласа донесся аромат ее темных волос. В нем соединились сухой запах пыли, прибитой дождем, и грозовая свежесть. Даже во сне Фреда пахла насыщенно, остро и притягательно.
Разумеется, та услышала, как предательски возрастает ритм его сердца, и с облегченным вздохом выпрямилась.
— Надо же, — и тон, и взор ее потеплели, — мне казалось, здесь кто-то… другой, но это ты.
— Уверяю, мы здесь одни и пока не привлекли внимания здешних обитателей. И потом, у этого места особая… аура, назовем ее так. Сюда нечасто забредают.
— Я так рада, что… Постой, ты решил навестить меня в Тени?
— В том числе, — откликнулся Солас с прежней улыбкой. — Еще — в твоей спальне.
— О.
В зеленоватом сумраке он увидел, как расцвел румянец на ее щеках. Фреда словно становилась прекраснее с каждой минутой. И как бы она ни пыталась скрыть вожделение, теперь Солас четко знал, как оно выглядит.
Глаз бы с нее не сводил.
— Выходит, не зря я попросила перенести элувиан… И заперла дверь.
Вот теперь ему было не до усмешек. Ее взгляд сквозь лиловую поволоку мог лишить всякой выдержки, и не только потому, что в Тени подобные вещи сильнее слов. У Соласа вдруг пересохло во рту. Фреда будто взывала к нему без голоса, вытаскивая откуда-то из глубины запрятанные в нем желания, плотские и духовные. Ей это удавалось почти играючи — а он и представить не мог, что она на такое способна, и, признаться, из опасений утратить самообладание был готов ее оттолкнуть…
Но вместе с тем — совершенно не готов.
Пока еще не спеша, Солас придвинул ее к себе. Рука его устремилась от стройной талии сначала вверх… пальцами плавно очерчивая позвонки… Затем он огладил женщину ниже, убедившись, что ее ягодицы так же хороши на ощупь, как и на вид. Все это — беззастенчиво глядя прямо в глаза.
Спустя долгую паузу он услышал негромкое, слабое от истомы:
— Так… когда мы проснемся?
— А разве стоит торопиться? Общение в Тени, бесспорно, имеет свои преимущества, — ответил Солас, не замечая в своем голосе хрипотцы. Фреда, похоже, заметила. Сразу же ее тело задрожало струной.
— Ты точно не демон? Искушаешь ты, словно…
Она не договорила, не выдержала — ее поцелуй обжег его губы.
Солас вжал ее в себя чуть ли не до боли.
Поцелуй прошлой ночью был прихотью. Спонтанным соблазном. Невозможным «что, если…» Солас легко переборол бы себя, если бы не желание — во многом абсурдное — посмотреть на реакцию Фреды, узнать, так ли сильно она без него не может.
Но затем… стало сложно остановиться. В его руках она источала жар и всю мимолетную ласку, что он ей дал, вернула сторицей. Он был ошеломлен, раззадорен, пленен пылкостью ее чувств, и жгучее любопытство обернулось влечением; никогда еще у него не было других женщин, кроме elvhen, и Фредерика, просто будучи иной, распаляла до дрожи. Нет. Она сама по себе была поразительной. Еще и влюбленной в него без памяти. Даже ему было не устоять.
Поэтому Солас целовал ее, в кои-то веки забыв обо всем остальном. Когда разомлевшая Фреда приоткрыла рот достаточно широко, его язык тут же заставил ее трепетать. Но в долгу она не осталась: со всей до сих пор не растраченной страстью обвела своим языком его губы раз, другой — Солас чуть не позабыл сам себя. Его тело естественным образом отозвалось, что Фредерика, слитая с ним так крепко, почти неразрывно, должна была сразу почувствовать. Соласу оставалось только облечь желание в слова.
И он, прекрасно знающий ее слабости, коснулся губами нежного уха Тревельян:
— Я так хочу тебя. Я буду твоим, Фредерика, слышишь? Слышишь, ma lath?
— Говори еще! — взмолилась она, задыхаясь.
Ноги ее дрожали, поэтому он решил прижать ее к единственной подходящей колонне, которую Тень так любезно воссоздала. Он шептал Фредерике слова, от которых та жмурилась, вздрагивала, цеплялась за его одежду… Неосознанно или намеренно терлась своим бедром о его возбужденную плоть, так что вскоре он сбился на полуслове, втянув воздух сквозь сжатые зубы.
В Тени все ощущения накатывали с промедлением, зато обволакивали сразу с ног до головы, наполняли необычайной легкостью. Само царство грез отзывалось на каждую мысль, каждый вздох, каждый импульс, дразня чуткое до подобных вещей сознание то секундным помутнением, то потрясающим эмоциональным озарением. Это лучше, хуже, сильнее утенеры.
Много лет (по правде говоря, тысяч лет) минуло с тех пор, как Солас позволял себе расслабиться, и сейчас он не понимал, как вообще столько выдержал. Он целовал покрытую мурашками шею Тревельян, не стесняясь расцвечивать кожу засосами и даже кусать: все равно наяву никаких следов не останется. Рука его приласкала заострившуюся грудь Фредерики сквозь шелк сорочки. От тихо стонущего контральто все тело Соласа прихватывало жаром. От запаха весенних гроз кружилась голова.
Казалось, он вот-вот скажет: «Хочу тебя прямо здесь», — и так все и случится… Но в сознании, заполненном вязким туманом, родилась идея получше. Грех упускать такой шанс, учитывая обстоятельства…
— Посмотри на меня, vhenan.
Солас чувствовал азарт и предвкушение, но это не шло ни в какое сравнение с тем, что должна была вскоре испытать она. Глаза Фредерики вряд ли можно было назвать осмысленными: то были два потемневших зеркала, затянутых лиловым, как миражи самой Тени, маревом. От этого зрелища… и от женской руки, коснувшейся его ниже пояса, Соласа повело окончательно. Этого он не мог допустить. Не сейчас.
— Солас…
После стольких лет безответной, тихой привязанности ей, вероятно, трудно было поверить, что все это происходит наяву. Точнее, не наяву… но для Соласа даже здесь это было реальным, а значит, было и для нее.
Ее ладонь он поймал, уложил себе на плечо, предлагая Фреде прижаться ближе; о, она так и сделала. Их губы соединились.
— Смотри на меня, — вновь потребовал он, еле-еле заставив себя прервать опьяняющий поцелуй. — Я должен видеть, как ты впервые кончишь со мной.
— Солас!
Она ахнула. В тот же миг его ладонь, погладив низ ее живота, решительно двинулась дальше. Он вдавил колено меж ее ног, забираясь рукой под одежду… и Фредерика вскрикнула так, что даже новый поцелуй ее не заглушил бы.