Два его пальца — по очереди, затем вместе — массировали снаружи, проникали внутрь, разжигали и мучили. Она была такой влажной… Солас многое отдал бы за этот нектар.
Ее тело, несдержанно изгибаясь, точно молило не прекращать.
— Неужели так хорошо? — непринужденным тоном подначивал Солас. Другой рукой он придерживал ее подбородок, читая в ее взгляде все, что ему было нужно. — Ощути все как следует. Жар под кожей, дрожь от сердцебиения. Шелк на груди и как он скользит, как скользят в тебе мои пальцы… Ты так наслаждаешься, потому что это я, верно?
— Да, да… Пожалуйста… Пожалуйста!..
Последнее слово она вымолвила сквозь зубы, ощутимо напрягшись. Солас поверить не мог, что она подойдет к самому краю так скоро и почти без усилий с его стороны… но опыт подсказывал, что еще десяток быстрых движений — и она сдастся. Не об этом ли она столько мечтала?
И он ускорился, от чего Фредерика зажмурилась, резко выдыхая. Она сумела лишь повторить его имя на тон выше обычного, затем содрогнулась первый раз, второй, и Солас понял: вот оно.
— Умница. А теперь… — прошептал он, обдав горячим дыханием ее ухо, — теперь ты проснешься.
Это было захватывающе.
Солас открыл глаза в ту же секунду, как рядом с ним заерзала Тревельян. Ее дух возвращался из-за Завесы, напитывал мелко дрожащее тело огнем, влагой, легкостью воздуха… Невольно она впилась пальцами в одеяло, ее плечи и шея были напряжены, ноги крепко сжаты, лицо пылало, украшенное чистой негой. Прерывистые, почти беззвучные вздохи срывались с подкрашенных губ. Оргазм на грани сна и пробуждения погрузил ее в неосознанную эйфорию, и если бы Солас коснулся ее теперь — она бы обожгла.
Но потянулся он к Фреде, только когда она распахнула глаза. Fenedhis. На Соласа давно так не смотрели. Чтобы вот так истомленно, трепетно, с беззаветным обожанием. Как на… божество? К счастью, нет. Как на заветную мечту — да, пожалуй.
И тут он вздрогнул.
Пульсация пробрала его, возбуждение заковало в тиски. Вне эфемерного пространства Тени Соласа захлестнули все физические ощущения разом; теперь уже он изнывал от мучительного вожделения. Слишком давяще, слишком тягостно… Дыхание и дикое биение сердца словно принадлежали кому-то другому, их невозможно было усмирить.
— Иди ко мне… — он изрек и едва узнал собственный голос.
В этом отрезанном от первозданной Тени мирке, в реальности с ее ограниченными законами у Соласа никого еще не было — до сего дня. По-прежнему тающий взгляд Тревельян не оставлял ему выбора. И обещал, что сожалеть будет не о чем.
В последний миг Солас вспомнил про ее магическую особенность — хоть на это остатков разума хватило. Еле сглатывая, он взмахом руки развеял покрывшее ее кожу статическое электричество, наконец, без опаски дотронулся до нее, притянул к себе за запястье…
Он раздел их обоих чуть ли не в полминуты. Фреда, мягкая и податливая, такая манящая в отсветах каминного пламени, поцелуями горячила его лицо, шею, плечи, все, до чего только дотягивалась. Солас же осадил ее рот с таким рвением, что та на миг ослабела в его руках и вновь задрожала, как высвобожденная струна или тетива…
Вдруг он услышал срывающееся:
— Ляг. Нет, подожди… Лучше сядь.
И подчинился не раздумывая.
…На нем она двигалась так, что Солас увяз в желании почти безвозвратно. Однако всю остроту ощущений сгладил выбранный Фредерикой протяжный темп: теперь уже она требовала, пусть и без слов, чтобы он прочувствовал все. И себя. И ее. Солас был только рад.
Он ласкал аккуратную женскую грудь, что вздымалась перед его лицом. Очень скоро нашел, что даже от легких укусов Фреда вздрагивает не слишком восторженно, и теперь языком с осторожностью обводил каждый сосок. Придерживая Тревельян, помогая двигаться, он гладил ее бархатистую взмокшую кожу, наяву совершенно такую же, как во сне. И запах Фреды был тот же, наэлектризованный, но тревожил разум и сердце еще сильнее.
В ней было жарко, в ней было потрясающе, ее вкус — фиолетовый, теплый и терпко пахнущий — бродил в голове вином. Солас не сознавал, что он ей говорил, но каждый ответный вздох ловил с удовольствием — и пламенел от того, что его имя она шептала, как заклинание, когда он втягивал ее кожу своими губами. Его имя никогда не звучало так приятно.
Сладостные, размеренные движения Фреды словно делали его ближе к небу. Именно здесь и с ней… это было невероятно. Желая разделить с нею близившийся экстаз, Солас протолкнул руку меж их телами и вновь принялся ласкать ее, мягко, но энергично массировать там, где она была так чувствительна… Фреда вздрогнула, прикрыв глаза. Тяжело задышала. Наконец, попросила: «Еще…» — и в ее лице Солас увидел все, чего жаждал.
Глядя на нее такую, сложно было продержаться немногим дольше, но… тут она инстинктивно сжала его внутри своими мышцами. Всего на миг — и Солас зашипел ей в ключицу. Еще раз — и резким движением бедер она заставила его толкнуться сильнее. Сильнее. Сильнее.
Что за безумие. В Тени это не было бы так обжигающе.
— Солас… Я сейчас… снова… — издала она таким тоном, словно не могла в это поверить. По нарастающей дрожи и тела, и голоса он видел: все именно так.
— Давай, vhenan. Сделай это для меня…
И Солас из последних сил потянулся к ней, целуя в сгиб шеи почти невинно — что контрастировало с тем, как отчаянно Фреда пыталась слиться с ним.
Ее вздохи он слышал, как из тумана, все же отдавшись собственному оргазму; его захватило, завлекло, заволокло… И в голову хлынул мрак, и зудящие вспышки проносились вдоль тела, подобно ливню из горящих метеоров, и перед внутренним взором плясали молнии. Излившись, Солас все-таки не сдержал гортанного стона и уткнулся лбом в плечо Фредерики.
Та всхлипывала.
Еще не вполне опомнившийся Солас вскинул голову в недоумении: ему не послышалось? Но Фреда и впрямь плакала, содрогаясь.
Он впервые видел, как она плачет, и это потрясло его до глубины души.
— Vhenan?
— Я люблю тебя, — еле вымолвила она сквозь слезы. — Solas, ar lath ma… — повторила, уже нежась в его объятиях.
Целую минуту она льнула к нему, растянувшемуся на постели, и вряд ли понимала, что шепчет на двух языках — своем родном и его родном, — как хорошо с ним и плохо без него, как сильно она его любит и всегда любила; и пока она давала волю эмоциям, Солас с улыбкой касался ее волос.
Он действительно не сожалел.