Вдовицы молодицы
И красные девицы,
Которы побелее,
Которы порезвее,
Которы постатнее,
Которы повольнее,
Все вместе вечерком
Сбираются комком,
И, сидючи рядком,
Прядут за гребешком.
Тут набожны пиздищи
Не ходят на игрищи.
Бывают только шлюшки —
Те миленьки старушки,
Которые добрей
Всех прочих до блядей,
Которы помышляют,
Что люди людей шляют.
А именно вот те, что смолоду еблись,
Что сводничать другим под старость принялись,
Тут девушкам они болтают разны сказки,
Про хуи и пизды старинные прибаски,
Как в прежни времена хуи бывали с ногтем,
Молодки умненьки, что мазали их дегтем,
Что были в старину в две четверти в отрубе
И с голову хуи близ плеши на зарубе.
Добрыня-богатырь, что сделал из пизды
Скотину прогонять вороты для езды.
Но как и пособить и лучше можно еться,
Как ежели пизда от хуя уже рвется.
На первую что ночь,
Когда терпеть невмочь,
Иметь надлежит мыло,
Етись чтоб слабже было.
Потом, чтоб не болеть,
Пизде чтоб не стрехтеть,
Как сделашь это дело,
Попарить должно тело
Горячею водой
Иль нашею парной
И мазать салом губки.
Такие вот погутки,
Такие прибаутки,
Такие вздоры, шутки
Старухи говорят,
У девок как сидят,
Которы их склоняют,
На еблю разжигают
И хитростью своей
Их делают блядей.
Когда ети кто хочет,
С задору тот хохочет,
В кулак шматину дрочит
И много он хлопочет,
Однако никогда не может быть он сыт,
Коль еблею в пизде шматину не смягчит.
Но где пизду вдруг взять, как хуй расшевелился
И расхрабрился?
И этакой урод
Из штанных силою поломится ворот?
В деревне пастуху скотину гнать случилось,
Как солнышко почти под землю закатилось,
Молодки, вышедши, уж кликали коров,
Уж слышен по зоре далече их был зов.
Коровы из полей на голос оных мчались,
Рассеянны стада к околице сбирались,
И воздух в холодку когда уж был живее,
Вот, следственно, в тот час и хуй стоит бодрее.
Подобно и пастух
Имел свежее дух,
И страшная битка,
Как черен молотка,
Его приподнялась
В штанах и напряглась,
Пресильно хочет еть,
Не может он терпеть.
То как прикажешь ты избрать пизду по воле?
И где ему тут взять, когда пастух был в поле?
Вот тотчас он к себе в кустарник и втащил,
Вскочил
И хуй в буренушку запрятал, заточил
И начал отправлять,
Корову вырыхлять.
Меж тем молодушка буренушку искала,
— Бурёнушка, бурёнушка! — кричала.
Бурёнушка мычит
И голос отдаёт,
А на голос нейдёт.
Молодушка ворчит,
И на голос идёт,
И близ уже того чуть места не находит,
Кустарника вокруг шастит молодка, бродит.
— И где ты, — говорит, — бурёна, провались?
— Вот здесь, — вскричал пастух, — но дай лишь наетись!
Детина страшную битку в руках держал,
По улице бежал,
Разинув рот, кричал,
Как мерин добрый ржал.
— Ах! батюшка, пожар, мой государь, пожар.
Громовый как попа ударил тут удар.
Он выбежал тотчас с своею попадьею.
— Где? Что горит? — кричал. — Что сделалось с тобою?
А чтоб огонь залить,
Водою потушить,
Поп тотчас за ведром метался
И принимался.
Но бешеный одно кричать лишь продолжал:
— Ах, батюшки, пожар! Ах, суцарь мой, пожар! —
— Пожалуй, свет; постой, а что, скажи, пылает? —
Спросил его тут поп. — Не мой ли дом сгорает?
И нет ли где огня
На кровле у меня? —
— Ах! нету, батюшка, — кричит ему детина. —
— Да что ж и где? —
— Не видишь? — отвечал. — Горит моя шматина.
И так же у твоей у матушки в пизде.
Не можно, батюшка, залить сей жар водою.
Подобен молньи там огонь,
Так сжалься ты со мною
И также с попадьею.
Не тронь ты нас, не тронь,
Вели спустить мой хуй ты с маткиной пиздою,
То пустит дождь в пизде елда,
Елду ж обмочит вмиг пизда,
И общу так беду
Я хуй свой затушу, а матушка пизду.—
— Дурак, ты туп, как хуй, ебена мать, детина,
Давно бы ты сказал,—
Тут поп ему вскричал,—
Скорей такой огонь потушит вот дубина!