Вторая комната принадлежала Гринго. На кровати лежали ножны меча, они были визиткой бауманского воина. Выгравированные два орла, чьи клювы соединяются и переходят в волнистый орнамент его семейного герба, а все это украшено еще и позолотой.
Третья комната, по всем соображениям, была Ромлана. Иво не знал юнца лично, сам изгнанник его не застал, а познакомиться еще не успел. Но, учитывая, что из Люстерского отряда остались Гордолин, Фарбул и сам, собственно, Ромлан, а никаких отличительных знаков первых двух бауманцев в комнате не было, изгнанник делал вывод, что в комнате поселился юный бравый дружинник. Хотя, благодаря осмотру его ночлега, теперь Иво знал кое-что и о нем. А именно то, что Ромлан был исключительно верующим — далеко не каждый человек будет странствовать с иконой, которую он будет класть в каждое место своей ночевки, формируя свой личный переносной красный угол, свойственный каждой крестьянской хате.
Подходя к четвертой комнате, Иво уже обнажил меч, а походку сделал более тихой и пружинистой, так как оставалось лишь два помещения, не осмотренных им. Конечно, выше был еще этаж, однако его Иво даже не брал в расчет, покуда уже обнаружил места, где остановился отряд Гордолина. А, зная Гордолина, он бы не стал селиться где-то лично, не рядом со своими подчиненными.
Комнату Фарбула Иво узнал бы из тысячи. Свой личный бочонок с пивом, валявшийся явно женский халат под кроватью. Хоть Фарбул и был со специфическим мировоззрением, наблюдавшим радости жизни исключительно в хорошей выпивке и красивых (а порой даже и не очень) женщинах, но каждый раз, когда Иво сталкивался с его, как многие говорили, «наивностью и жизненной деградацией», он невольно улыбался и становился спокойнее. В этот раз исключения не было.
Прикрывая дверь, левым ухом, сам не понимая как, Иво услышал тихий хрип, даже скорее предсмертный. Это было также почти невозможно, как в непроглядном тумане, который можно черпать ложкой и есть, на расстоянии ста метров увидеть полный облик зверя либо иного любого создания. Адреналин заставил обратить глаза, мгновенно телепортироваться за единственную отделяющую комнаты друг от друга стену. Как приземлился на ноги, сразу нанес удар.
Тварь была, на удивление, простейшей. Облик ее был смутным, размером с козу, с короткими рожками, грубой кожей, таким лицом, как будто оно человеческое, только разбито всмятку грубым плоским предметом.
Отродьем была Мара — низший демон, питающийся кошмарами людскими, эльфскими и прочих представителей разумных рас. Пожирал душу демон не сразу, сначала он изматывал жертву, заставлял видеть ее самые ужасные сны, которые только она могла себе представить. Еще из способностей Мары выделялось затуманивание рассудка жертвы — та могла не замечать банальных и простейших вещей, творившихся у нее под носом, а все события были, как в тумане.
Демон сидел сверху Гордолина, кривя руками у его носа. После нанесенного мощного и точного удара, он отпрыгнул на пол, взглянул растерянными глазенками на Иво, напугано затоптал ножками. Мара не был силен в бою, поэтому убивал жертву лишь тогда, когда та — спит, либо находится в уязвимом состоянии.
Гордолин еле дышал, все лицо было потным, мокрым, красным. Иво не был силен в медицине, однако даже он догадывался, что бауманский медведь попросту был лишен притока кислорода в легкие.
Изгнанник не церемонился — он отсек руку демона, да так быстро, что тварь обнаружила это не сразу. Кровь струей окрасила всю комнату, в частности и изгнанника с генералом. Мара завопила, постаралась скрыться — мелкая и уже однорукая, она промчалась между ног Иво и, как только могла, быстро бежала прочь по коридору, попутно оставляя густой кровавый след. Иво не догонял, склонив голову. Затем резко телепортировался, встретив демоницу туловищем, что та стукнулась о него и пошатнулась. Инстинкт самосохранения отродья заставлял ту просто бежать отсюда, спасать свою шкуру, Мара вообще ничего прочего не чувствовала и не ощущала. Бежать пыталась долго, пока не поняла, что тело ее валяется на полу, а отрубленные ноги потерялись где-то сзади. Ратушу пронизывал резкий утонченный писк, выражающий всю боль, что сейчас отродье испытывало. И тут она взглянула на него.
Нельзя сказать, что демоны не обладают разумом. Обладают, и еще каким. Высшие демоны умны, смекалисты, они умнее многих живых созданий. А у низших все работает, как у животных. Они — хищники, и чаще мыслят лишь о том, как уничтожить свою добычу. Когда не могут этого сделать — пытаются сбежать, чтобы сохранить свою жизнь, а когда понимают, что могут погибнуть — тоже боятся и дрожат от страха. Исключением были лишь суккубы и инкубы, которых приписывают к низшим демонам, однако те обладают идентичным живым созданиям разумом, их речью, и, более того, могут очаровывать своих жертв.
Но сейчас этот страх смерти был совсем иным. Необъяснимым. Демоница видела нечто. Черные глаза, надменно смотрящие на нее свысока, из-за которых она даже не могла пискнуть, дергающиеся губы, выдававшие все желание насладиться процессом изгнания и зрелищем, как демоница мучается. Этот взгляд был нечеловеческим, даже не изгнанническим. Он был настоящим дьявольским, самым страшным взглядом, существующим в мире, в любых измерениях. Взгляд, который эта жалкая демоница могла видеть лишь у себя в мире, в Геенне — чистилище, обители всех демонов, где те проводят все свое время жизни.
Этот взгляд демоница запомнит, как самое ужасное, что она могла увидеть. Запомнит даже после смерти.
Иво резко дернул ведущей рукой, но не в сторону расчлененной, живой лишь благодаря своему бессмертию, Мары, а дернул где-то сзади. Послышалось хлюпанье, затем мертвая тишина. А затем что-то рухнуло, что-то не очень тяжелое. Это была такая Мара, такой же демон, с такой же внешностью. Их было двое, и тот второй, что уже был изгнан, следил за всей ратушей, затуманивая рассудок каждого входящего в нее.
Мигом, после изгнания второй демоницы, все стало ясно. Из комнат дружинников послышался шорох — никто и не отсутствовал, те лишь спали глубинным сном. Изгнанник осознавал, что времени у него не осталось — об его истинном обличии из всех них знали лишь Гордолин и Фарбул.
Он не испытывал жалости, а напротив, чувствовал себя богом. Ему не требовалось представлять что-то ужасное в своей голове. Все это он сейчас воплощал и делал с особым пристрастием и особой любовью.
— Сгинь.
Хлесткий удар. Да, действительно. Этот взгляд демоница запомнит даже после своей неминуемой кончины.
VI. Клубки судьбы V
У крыльца ратуши сидело трое: Фарбул, как всегда — пьющий, только в этот раз, видимо, не от счастливой жизни, Иво, хладнокровно смотрящий вдаль, и Ордовик, копирующий взгляд Иво, хотя ему это было совершенно не свойственно.
— Поправится, Иво. Не переживай раньше времени. Ты его спас.
Фарб не был силен в утешении, однако все равно, что бы не делал, он мог вдохнуть в любого человека такие необходимые тому силы. Он крепко приобнял брата, таковым его и считал. Да, они не были родными, но их дружба была крепче любого гранита, любой стали, а такую дружбу в народе и называли «братством».
Иво благодарил бородатого. Да, без слов, но Фарбул и так все прекрасно понимал. Он передал кружку, в которой плескалось вино, а Иво, который особо не заигрывал с алкоголем, без задних мыслей опустошил емкость и всем видом показывал, что требуется еще доза-другая любого пойла. И неудивительно, что ближайший друг изгнанника, знавший его, как свои пять пальцев, прекрасно это понимал и чувствовал.
Он покинул их — пошел за целой бутылкой. Нет, бутылками, одной здесь явно было мало. Ордо подсел поближе.
— Все с ним будет нормально. Мара мучает, терзает, вгоняет в состояние предсмертное, но не изгоняет мгновенно. И не убивает. Сам же знаешь.
— Знаю.
Впереди все еще полыхало, хотя и с разбойниками уже было покончено. Ордовик не сорвал, прекрасно справился с поставленной ему задачей и спас столько людей, сколько только мог. Потери были минимальные.
Нападавшими были обычный разбойники из табора. Обычно такие нападали на мелкие города и деревушки, однако сейчас бандитов стало куда больше, ведь по стране начал распространяться хаос, из-за болезни. Скот стал гибнуть, народ погрузился в проблемы. А такое время — идеальное для напастей и грабежа. Все предельно логично.