Установки на спине ферровора выпускали ракеты целыми роями, и они взрывались еще в воздухе, осыпали землю сотнями малокалиберных плазменных бомб. Сполохи обжигающего голубого пламени расцветали в рядах предательских подразделений, с мерзким шипящим звуком сплавляя воедино металл, плоть и кости.
Карабин Шарроукина был более легким и компактным по сравнению с винтовкой Вёлунда, но не менее смертоносным, особенно в руках опытного стрелка. Каждое нажатие на курок раскалывало вражеский череп либо разрывало оголенную глотку. Неизменно точные попадания забирали жизни врагов еще до того, как те понимали, что им угрожает опасность.
— Он бежит, — крикнул Шарроукин, увидев, как Несущий Слово закинул адепта в робе себе на плечо и рванул к приземистому зданию в углу храмового двора.
— Поймаешь его? — спросил Вёлунд, всаживая болт в грудь вопящего воина-скитария с окровавленной шкурой какого-то животного, наброшенной поверх шипастых наплечников.
— Я тебя умоляю, — ехидно отозвался Шарроукин.
— Найди меня за шестьдесят секунд, или тебе никогда не покинуть этот мир.
Гвардеец Ворона кивнул и активировал прыжковый ранец, оставив позади Вёлунда и разошедшегося ферровора. Несущий Слово был слишком далеко, чтобы добраться до него за один прыжок, и Шарроукин, едва коснувшись земли, перешел на бег, стреляя в автоматическом режиме и набирая скорость для следующего прыжка. Турбины ранца выплюнули пламя, снова взметнув Шарроукина в воздух, и он увидел, что Несущий Слово уже достиг строения, крыша которого поднималась, открывая взгляду серебристый катер с огромными гондолами двигателей.
— Не тот враг страшен, что на виду, — прошипел Шарроукин, — а тот, которого не видишь.
Его карабин полыхнул, и Несущий Слово оступился, когда высокоскоростные иглы вонзились в боковину его шлема и плечо. Исковерканный металл и керамит разлетелись от удара. Шарроукин закинул свое оружие за плечо и в следующее мгновение приземлился, раскрошив под собой камень и подняв волну горячего дыма.
Не теряя ни секунды, Гвардеец Ворона вынул из заплечных ножен два гладия с черными клинками и бросился на Несущего Слово. Предатель отшвырнул свой расколотый шлем прочь, и Шарроукин увидел, что у него бледное, почти пепельное лицо, сплошь покрытое татуировками, которые извивались и скользили под его кожей, словно черви из разумных чернил.
Несущий Слово сбросил с плеча криптоса и вскинул болтер. Шарроукин рубанул по стволу своим первым гладием, одновременно вонзив второй в самый центр нагрудника предателя. Воин зарычал от боли и отпрянул, когда снаряд взорвался прямо в патроннике болтера. Он наотмашь хлестнул пудовым кулаком, но Шарроукина на прежнем месте уже не было. Гвардеец Ворона перескочил Несущему Слово за спину и вонзил мономолекулярный кончик гладия предателю в шею.
Клинок Шарроукина рассек позвоночник Несущего Слово. Он рывком выдернул меч, и голова его врага откинулась набок. Еще до того, как тело коснулось земли, Шарроукин повернулся и вздернул с земли адепта в черной робе. Капюшон откинулся назад, и Гвардеец Ворона вздрогнул, увидев жуткое лицо существа. Кожа криптоса была такой же бледной, как и его собственная, а вся нижняя половина лица представляла собой кошмарное нагромождение движущихся частей, аугмиттеров, вокс-решеток и звуковоспроизводящих элементов. Ничего подобного Шарроукин не видел за всю свою жизнь. Остальная часть черепа существа отдаленно напоминала корпус когитатора — жуткое смешение меди, плоти и стеклянных вставок, сквозь которые просматривались участки аугментированного мозга.
Криптос издал звук, похожий на скрежет железных гвоздей по металлической пластине, и поток искаженного машинного шума вырывался из его рта, что двигался с омерзительным механическим щелканьем и влажным животным бульканьем.
— Как раз то, о чем я думал, — сказал Шарроукин, рывком вскинул криптоса на плечо и вызвал на дисплей шлема иконку местоположения Вёлунда. Железнорукий с головой увяз в сражении, держась в тени ферровора, который разрывал на части своих бывших союзников. Шарроукин взмыл в воздух на языках пламени и приземлился в кратере, оставшемся от взрыва звуковой мины. Второй прыжок пронес его над группой съежившихся от страха смертных, а третий доставил прямиком к Вёлунду.
— Как всегда вовремя, — сказал Вёлунд. — Ядро достигло критической массы.
— Сколько еще? — спросил Шарроукин, сбрасывая криптоса с плеча.
Вёлунд снял с пояса второе устройство, выданное ему адептами Механикум, и, положив его на землю между собой и Гвардейцем Ворона, щелкнул переключателем. Палец его застыл над кнопкой активации.
— Готов? — спросил он.
— Давай, — сказал Шарроукин, и небеса вспыхнули невообразимо ярко, и яростный свет смел храм кузницы с лица планеты ураганом ядерного огня.
Время утратило всякий смысл.
Век ли минул для Шарроукина или одно мгновение — измерить это было невозможно. Свет и тень исказились и поблекли, а весь мир за пределами мерцающего пузыря нереальности, защищавшего их от атомного уничтожения, двигался, словно пикт-съемка в ускоренной перемотке. Он не мог пошевелиться, не мог думать — фактически он не существовал.
Но вот таймер на генераторе стазисного поля достиг отметки «ноль», и мир снова обрел четкость. Горячие ветры окатили их — радиоактивные, наполненные ядовитыми токсинами, что сделают этот регион Кавор Сарты не пригодным для жизни на тысячу лет. От храма ничего не осталось — лишь остекленная равнина да глубокая расщелина в земле на том месте, где расплавленное ядро кузницы ушло в кору планеты. Грибовидное облако высотой в несколько километров переливалось огнем, и ударные волны, словно могучие молоты, гремели в атмосфере. Едкие торнадо из тяжелых металлов завывали на пустоши после атомного взрыва, и грозовые бури рокотали, схлестнувшись в электромагнитном побоище.
Вёлунд еще некоторое время стоял на коленях рядом со стазис-генератором, а после поднялся и встряхнулся. Шарроукин окинул взглядом опустошенные земли, восхищаясь, что они уцелели в самом эпицентре ядерного холокоста.
— Думаю, все прошло удовлетворительно, — подытожил Вёлунд.
— Мы живы, криптос у нас, — согласился Шарроукин, глядя, как жалкое существо свернулось в позу эмбриона и лепечет что-то на своем неестественном и непостижимом шифрованном языке, пока радиация терзает его хилое тело.
— И предатели ничего не узнают о нашем вмешательстве. Для всех здесь произошло лишь случайное расплавление ядра.
— Думаешь, враг в это поверит?
— Учитывая недостаток связи и механических знаний у оккупационных сил, такое вполне могло бы произойти, — сказал Вёлунд. — Я считаю, наше участие останется незамеченным.
Шарроукин кивнул и активировал встроенный в его доспех пеленгатор, который отправил сигнал кораблю Железных Рук, скрытому в поле обломков вокруг Кавор Сарты. Электромагнитные бури скроют все следы телепортационного луча, и они исчезнут задолго до того, как вражеские силы прибудут, чтобы обследовать разрушенный участок.
— Хорошая работа, Сабик Вёлунд.
— И в самом деле хорошая, Никона Шарроукин.
«Так или иначе, — подумал Шарроукин, — сегодня у предателей выдался плохой денек».
КРИС РАЙТ
КОГОТЬ ВОЛКА
Враг носил доспехи, покрытые сине-зеленой чешуей — цвета предателей. Это был массивный монстр в тактической броне дредноута, тяжелыми шагами ступающий по палубе корабля. Под парными комби-болтерами ревели цепные клинки. Уже трое Волков Фенриса лежали у его ног изломанными куклами и истекали кровью.
Бьорн прижался к полу у самой стены коридора. Сражения в недрах космических кораблей всегда проходили на малой дистанции и вполне могли бы вызвать приступ клаустрофобии. Ключевую роль в них играло умение использовать густые тени и тесноту палуб. Из стаи, которую он привел за собой на борт фрегата Альфа-Легиона «Йота малафелос», осталось в живых всего четверо десантников. Им некуда было отступать и негде укрыться. Еще трое легионеров-предателей выдвинулись вперед из-за спины чемпиона в терминаторской броне, укрываясь за телами павших воинов.