Тиэль бросает посох и большую часть снаряжения — и бежит.
Суженные налитые кровью глаза наблюдают за бегством Ультрамарина. Приборы, компенсирующие засветку, выкручены до отказа, но виден лишь окруженный ореолом силуэт воина, позади которого ярко пылает адское солнце. Пусть и не так ярко, чтобы глаза не могли различить, как он присаживается на корточки и активирует панель, спрятанную в грязи. Несколько секунд спустя в пустыне разверзается трещина, и песчаная волна прокатывается и исчезает в расширяющейся черной щели.
Ультрамарин не знает, что за ним ведется наблюдение; он спешит в темноту скрытого убежища, с брони его поднимаются серые струйки дыма.
Курта Седд отключает считывание визуальных данных и втягивает перископ обратно в пещеру, где он и его отряды пребывают в ожидании. Его силовой доспех скрипит на повороте — и он замечает перед собой семерых воинов-культистов. Даже в тусклом свете фосфорных ламп знаки, вырезанные на их голых предплечьях, мерцают и змеятся.
Не Освободившиеся — еще не они. Но скоро станут ими. Таков обет.
— Ну? — спрашивает один из культистов, и в старом помятом воксе его голос кажется хриплым.
Лоргар оставил этих людей умирать на Калте — верных слуг Слова, последовавших за лживым демагогом.
Седд сипит, в его голосе легко различить улыбку:
— Кровь Эреба, он наш.
Потрескивание керамита, остывающего в воздухе подземелья, нарушает тишину подземного мира, что существует теперь под поверхностью Калта. Он едва уцелел. Надписи на броне Тиэля оказались ниже красной линии, и его уровень радиации пугающе близок к допустимому максимуму.
Миновав ворота, он продолжал бежать. Вниз, в чрево земли, туда, где его ждет новый бесконечно уродливый мир. Таков теперь Калт — пещерные города, ничем не лучше могил.
Внизу туннеля Тиэль переходит на шаг и наконец останавливается. Он падает на одно колено, пытаясь отдышаться. Уже пострадавший в битве на борту «Чести Макрагга» почти два года назад, он вздрагивает при мысли об ущербе, причиненном его броне солнечной вспышкой, и представляет себе многочисленные крошечные трещины, уменьшающие ее надежность.
— Каждый раз, покидая комплекс, вы рискуете нашей тайной и безопасностью, — доносится из темноты строгий голос, прерывая размышления Тиэля.
Тиэль устало тянется к печатям, крепящим шлем к латному воротнику, отстегивает их и поднимает шлем, чтобы глотнуть свежего воздуха.
Он молод, но лицо его очерчено жесткими линиями — их сделала такими война. Пот стекает по лбу и вискам, отчего поблескивают короткие светлые волосы. Глаза у него голубые, как яркие сапфиры, и они сразу же замечают в темноте того, кто говорил.
— И с каждой секундой изоляции мы все более рискуем быть уничтоженными. Вы так внимательно следите за моими перемещениями, капитан Вульций?
Из тени на свет единственной висячей фосфорной лампы выходит Ультрамарин. Он в позолоченной броне, на сгибе правой руки — увенчанный лаврами шлем, на левом бедре — меч в ножнах. Сияют три платиновые заклепки, вделанные в лоб, подобный гранитной скале. Темные волосы Вульция коротко острижены, он в полном доспехе. Вооружение капитана безупречно, но, несмотря на все усилия механика, несет на себе следы битв, в которых он сражался. С генератора свисает короткий алый плащ, доходящий до колен.
Глаза капитана Вульция изумрудно-зеленого цвета, холодные и безжалостные, как море.
— А разве в этом есть необходимость, сержант?
— Практическая — чем дальше мы продвинемся без подкрепления, тем больше шанс, что нас одолеют. Коммуникационный кабель — наша единственная возможность подать сигнал флоту. Его перерезали, и наш командный пункт оказался сам по себе. Не могу не задуматься, в чем причина повреждения, сэр.
— Это не ваша забота.
— Это моя единственная забота, сэр. И, полагаю, ваша тоже.
— В присутствии лорда Жиллимана вы тоже позволяли себе подобную дерзость? — презрительно фыркает Вульций. Тиэль понимает, что вопрос его — чисто риторический. — Теперь ясно, почему вы все еще носите старую метку. Она всегда была для вас почетным знаком, разве нет? Гордец, не умеющий подчиняться.
— О нет, сэр. Это необычная война, и она требует необычной тактики.
— И вы, надо полагать, рассчитываете ее выиграть?
— Могу я говорить откровенно, сэр? — выдыхает Тиэль.
Вульций склоняет голову набок, словно не веря.
— Разве вы уже не делаете это, сержант?
— Нет, сэр. Я не имею в виду победу. На Калте выиграть невозможно. У него нет стратегического значения — разве что в целях пропаганды. Калт уже потерян.
Теперь Вульций хмурится, его терпение исчерпано.
— Возможно, вам следовало остаться на Макрагге.
— Возможно, сэр. Думал, здесь от меня будет больше толку.
— Вы ошибались, сержант.
Вульций поворачивается спиной, выходит из освещенного лампой круга и снова исчезает в тени.
Тиэль кивает.
— Видимо, да.
— Пройдите очистку от радиации, и через час я приду провести инструктаж.
— Постараюсь не опаздывать, сэр.
Вульций делает паузу, возможно, чтобы придумать, в чем еще укорить подчиненного, — но решает не делать этого.
— Да уж, постарайтесь. — Он выжидает, наполовину поглощенный темнотой. — Я думал, лорд Жиллиман послал вас сюда в наказание за неповиновение его воле, но сейчас вижу, что ошибался.
— Почему же, сэр?
— Потому, что ощущение такое, будто это меня наказали.
Вульций уходит, его шаги эхом раздаются в помещении — и Тиэль остается в темноте.
Сидя на скамье в послеочистной камере, Тиэль сквозь грязное бронированное стекло смотрит, как два сервитора чистят его доспех. Очистка от радиации — процесс долгий и болезненный, но необходимый. С тех самых пор, как враг атаковал солнце Калта, любой выход на поверхность несет с собой риск заражения радиацией. Даже Легионес Астартес подвержены ему, хоть и могут выдерживать более долгое и сильное воздействие, чем обычные люди.
Последней вылазки Тиэля хватило бы, чтобы несколько раз убить обычного человека. А он будет жить и преодолеет воздействие калтской радиации.
Одетый лишь в сетчатый поддоспешник и белую майку для тренировок, он все равно возвышается над солдатом, что стоит рядом. При взгляде на форменную куртку солдата становится понятно, что зовут его Рауд и что он из старого нуминского полка. Разумеется, полка этого уже не существует — ни единого батальона. Выжившие бойцы старой армии Калта были собраны в партизанские отряды, при поддержке легионеров Тринадцатого — где возможно.
— И долго еще, рядовой? — спрашивает Тиэль.
Рауд оборачивается, он несколько озадачен. Тиэль показывает на сервитора за грязным стеклом:
— В смысле, доспех еще долго будут чистить?
Он знает ответ, но тишина подземелий вселяет в него тревогу, и мысли его блуждают.
Рядовой смотрит на хронометр. Он в облегченном защитном костюме, в гамашах и сапогах, но куртка расстегнута, и под ней видны старые армейские знаки отличия. На шее у него болтается маска с респиратором. На плечах складками лежит капюшон.
— Через минуту, сержант. Сервиторы уже заканчивают.
Тиэль кивает, словно услышал что-то новое.
— Скажи, рядовой… тебе велено за мной присматривать?
Рауд на миг замирает в изумлении.
— Я… э-э… Нет, сержант. Капитан Вульций просил, чтобы я покараулил, чтобы вы не ушли, пока он не вернется.
Тиэль поднимается на ноги — простое движение, но теперь он грозно нависает над солдатом.
— Значит, ты все-таки за мной присматриваешь.
— Сержант, я лишь…
Тиэль смеется и отмахивается рукой:
— Да успокойся, рядовой. Я просто шучу — чтобы не так тоскливо было тут обоим торчать.
Рядовой Рауд успокаивается. Он пытается улыбнуться, но его выдают испуганные глаза. Прежде чем он успевает ответить, звучит сигнал, и лампа над входом в очистную камеру пульсирует светом. Несколько секунд спустя пневматический механизм шипит, дверь открывается, и появляется сервитор с начищенной латной пластиной. Тиэль рад, что с нее не исчезли оставленные им знаки.