Он обхватил себя руками и ждет.
Из тени выходят трое культистов, за ними — легионер. Он обращается лишь к Несущему Слово:
— Эшра. Где они?
— Бежали, господин.
Приблизившись к Курте Седду, легионер преклоняет колени и опускает голову для наказания — ритуального обезглавливания.
— Подними глаза. Я не убью тебя за этот проступок, но ты должен искупить вину.
С тех пор как Лоргар оставил своих заблудших сыновей умирать на Калте, они начали осознавать себя как отдельную фракцию, чему способствовали глубинный инстинкт самосохранения и праведный гнев. Седд считает, что его здесь оставили для какой-то возвышенной, пусть и неизвестной цели.
Эшра без шлема. Он потерял его несколько недель назад и теперь обходится без него, демонстрируя всем свои шрамы как знак благочестия.
— Каково будет искупление?
Он бьет себя кулаком в окованную латами грудь — устаревший жест, который Седд старается игнорировать. Глаза апостола грозно пылают за линзами шлема-черепа.
— Следуй за ними.
— В радиоактивную пустыню? — Эшра озадачен. — Без полной брони…
— Ты заболеешь и умрешь, но успеешь поймать нашу добычу. Пусть это подгоняет тебя.
— Но господин, я…
Удар наносится быстро и рассекает шею Эшры, так что голова отделяется от плеч, прежде чем кто-либо успевает заметить, как Курта Седд вытащил клинок из-под защитной накладки на предплечье.
Он шипит:
— Каэлок.
Другой воин выходит из-за спины Темного Апостола. Ему хватает ума остаться в шлеме. На левом виске у него изогнутый рог.
— Да, господин.
Его голос — даже не один, а два, накладывающиеся друг на друга и лишь едва заметно рассинхронизированные.
— Благородный Каэлок, ты тоже откажешься от такой чести?
Каэлок вытягивается в струнку:
— Вам нужны их головы или их языки?
За маской, изображающей мертвое лицо, Курта Седд улыбается.
Горячий ветер проносится по выжженным руинам города. Солнечная вспышка оставила позади себя пожары. Некоторые незначительны и лишь опаляют обочины дорог или освещают взорванные дома изнутри, словно крошечные траурные свечи. Другие огромны и охватывают целые районы, оставляя за собой слой черной сажи.
Тиэль вглядывается в горизонт, потом смотрит на Рауда.
— Меркий, южный округ. Смотрите, вон та статуя принадлежала важному лицу.
До пожаров, до того как Веридия превратила Калт в безводную пустошь, были еще северный, восточный и западный округа. Здесь занимались земледелием в промышленных масштабах. Заботливо взращиваемые леса лиан, окаймленные деревьями проспекты, огромные купола, образуемые растениями — все это теперь стало прахом и золой. Больше пятидесяти тысяч рабочих — и теперь их оплакивает лишь разрушенный памятник.
Тиэль знает Меркий — и знает о тех, кто владел этими землями. Прежде чем вернуться на поверхность, он собрал детальные данные обо всех основных городах и районах Калта. Сейчас это лишь исторические документы, описывающие уничтоженный мир.
Рауд кашляет в маске, визор запотел от дыхания.
— Ты ранен, солдат?
— Я в порядке, сэр.
Тиэль на секунду задерживает на нем взгляд, потом снова рассматривает руины.
— Тогда держись настороже. Там, в тени, может оказаться все, что угодно.
Рауд хмурится:
— Да какой человек тут сможет уцелеть?
— Нам стоит беспокоиться не из-за людей.
С самого момента прибытия в Меркий они не видели ни души. Трупы — точнее, обугленные почерневшие кости, которыми повсюду усеяна земля, — не считаются.
Тиэль шагает медленно. Он распорядился, чтобы Рауд держался позади примерно в двадцати шагах. Он присматривается к каждой тени, каждой трещине, которые становятся все глубже.
Он молча поднимает сжатый кулак.
Рауд тут же останавливается. Он смотрит вперед и понимает, что привлекло внимание Ультрамарина.
Бронемашина, а именно — «Носорог» Тринадцатого легиона, — перегородила дорогу.
— Стой тут, — потрескивает голос Тиэля в воксе, вделанном в защитный костюм Рауда.
Ультрамарин идет дальше один, держа обеими руками болтер на уровне талии. В туннеле с него немного толку, но тут, на открытом пространстве, он может пригодиться. Пистолет остался в кобуре, меч в ножнах, боевой нож на колене, электромагнитный двуручный меч по-прежнему на спине.