Рауд понимает, что остались считаные минуты до того, как охотники спустятся в неглубокую воронку, где стоит «Носорог». Он дотягивается до предплечья Тиэля, и тут рука Ультрамарина хватает его за запястье.
Рауд едва не вскрикивает и показывает в открытый люк.
Тиэль все еще не полностью восстановился.
— Сколько? — Он добирается до зрительного окошка и качает головой. — Они близко.
Потом он замечает огненную линию на горизонте.
— Но вон то еще ближе.
Рауд снова на краю люка и целится из карабина.
— Я смогу уложить двоих, прежде чем они заметят нас.
Тиэль чуть наклоняет голову:
— Стало быть, убирал зерно?
— Там, в полях, иногда было нечем себя занять, ну, и, бывало, палили по жестянкам из отцовской лазерной винтовки. Он был в армии, служил снайпером.
— А говорили, — передается через поколение. Бедные жестянки. Значит, двое? Я займусь остальными. Легионер умрет последним.
Рауд кивает. План принят.
Солдат выжидает еще пять секунд и делает первый выстрел. Он выносит глаз ближайшему культисту лазболтом, так что разлетаются ошметки мозгов и осколки черепа. Второй умирает с ожогом на шее — не хуже, чем перерезанная глотка. Оба падают с промежутком буквально в несколько секунд.
С противоположной стороны «Носорога» гремят два выстрела из болтпистолета — звук усилен тесным внутренним пространством танка, и еще два культиста уничтожены. Тогда Рауд замечает того, кто приближается следом за ними, и понимает, что время уже истекло.
Тиэль уже готов заняться легионером, когда его ослепляет первая вспышка света. Стена огня несется по пустыне, ревет над руинами и холмами из пепла. Она идет волнами, одна над другой, сверкающая и неумолимая. Она прекрасна и кошмарна — живое воплощение разрушения, и она надвигается на них.
Тиэль кричит:
— Уходим, быстро!
Рауд повинуется и забивается за пульт управления «Носорога», когда снова начинается стрельба из болтеров.
— Но как…
Он умолкает; рычаги совершенно непонятные и слишком велики для человеческих рук.
— Как обычный комбайн, — кричит Тиэль сквозь лязг металла. — Запускай, потом жми на рычаг скоростей изо всех сил.
Теперь внутри танка жарко, как в печи, — надвигается огненная буря.
Рауд слышит, как кричит Тиэль и как пули глухо ударяются о броню. В этот хаос вторгается еще один голос — низкий и гортанный. Не нужно оборачиваться, чтобы понять: это — Несущий Слово.
Он находит рычаг управления, дергает его назад и включает зажигание. Удивительно, но побитый танк фырчит… и затихает. Он делает вторую попытку. Что-то тяжелое падает у него за спиной. Крик Тиэля заставляет его взглянуть в зеркало заднего вида.
Несущий Слово на борту, и они сошлись в поединке.
— Запечатай вход, — рявкает Тиэль, не отвлекаясь от сражения.
Рауд пытается, но рычаг заело, и он в отчаянии начинает молотить по панели управления. Внутри костюма все провоняло потом, от горячего дыхания запотели очки, и солдата одолевает жара.
Наконец «Носорог» с кашлем оживает.
Позади них что-то происходит. Ход сражения меняется. Рауд слышит стон, рев, замечает нечто совершенно не похожее на человека, напоминающее ту самую статую-демона. Он понимает, что создание это и есть Несущий Слово.
— Тварь! — ревет Тиэль, выхватывая электромагнитный меч. Тот гудит, пульсируя энергией, яростный, как и чудовище, явившееся перед ним.
Несущий Слово смеется, передразнивая обоими голосами.
— Избранный, Гал Ворбак… Освободившийся. Столько имен — и ни одного настоящего. Как жалка твоя смертная плоть.
Броня трескается и меняет очертания вокруг зубчатых крыльев. Гребень из влажных костей поднимается над хребтом легионера. Кожа темнеет, из коричневой становясь черной. Сузившиеся черные зрачки, которые видно в прорези шлема, злобно пылают.
И в этот момент превращения раны приковывают его надежнее якоря — Тиэль понимает, что силы неравны.
Беглые взгляды в зеркало заднего вида толком не дают рассмотреть битву между Тиэлем и Освободившимся. Она ужасна — сплошное пятно мелькающих клинков и когтей под рев двухголосого чудовища.
«Носорог» идет сквозь солнечное пламя, отчаянно подпрыгивая на обломках, попавших под гусеницы. Рауд едва не вылетает из огромного водительского кресла, когда танк пробивает стену из обломков. Он отчаянно хватается, а температура растет, металл почти обжигает руки. Остается лишь держаться и двигаться вперед.