У меня заработало второе сердце, и я с наслаждением ощутил, как кровь помчалась по жилам. Мой длинный чуб развевался на резком ветру. Гуань дао дрожала — ей передавалась кровожадность расщепляющего поля, которому не терпелось снова впиться в плоть.
Я перепрыгивал дымящиеся воронки и огибал груды тлеющих обломков, с каждым шагом набирая скорость. Мы, словно неудержимая волна, вливались в чашу со всех направлений и катились к пламенеющей вершине в ее центре. Все двигалось, все мчалось, все неслось и сверкало, сливаясь в белые, золотые и кроваво-красные пятна. Тени гравициклов стремительно мелькали над нами, их пилоты закладывали виражи перед заходами на смертоносные атаки. Стены уже горели, рушились, извергали столбы едкого дыма.
Мы захватили ворота — одни из множества, — только что разбитые очередями из тяжелых болтеров и ракетными ударами. С пеной на губах от ярости орки ринулись нам навстречу. Таких крупных врагов я еще не видел на Чондаксе. Они почти не уступали в размере чудовищам, с которыми мы сражались на Улланоре. Зеленокожие грузно топали прямо на нас, спотыкались на когтистых лапах, желая поскорее скрестить с нами клинки. Мы врезались в чужаков и, пробиваясь через остатки ворот, вертелись, разрубали, взрывали, били, выдирали. Две орды — одна ослепительно-белая, другая тошнотворно-зеленая — сошлись в круговороте клинков, пуль и размахивающих рук.
Я взбегал по скату из искореженных обломков, глефа порхала у меня в руках. Сверху неуклюже спускались орки, раскидывая завалы и вздымая пыль. Набросившись на них, я описал несколько стремительных дуг гуань дао. Клинок начисто рассекал железную броню, кожу и кости, вслед за выпадами по сторонам разлетались ошметки ксеносов. Все они умерли, не успев даже понять, что я добрался до них. В каждый удар, стремительный и четкий, я вкладывал сокрушительную силу, после чего отскакивал от противника к следующей цели. Все это время вокруг ревели болтеры моих братьев, их снаряды раскалывали доспехи зеленокожих и обращали плоть в куски кровавого мяса.
В эти мгновения, ворвавшись в битву под ослепительным светом трех солнц, мы стали бурей. Ничто не могло удержать нас; мы были слишком свирепыми, слишком умелыми, слишком проворными.
Я пробился наверх, с боем миновал разрушенные ворота и оказался в шатком лабиринте внутренней цитадели из металлолома. С боков меня прикрывали Джучи и другие бойцы минган-кэшика. Нас атаковали новые чужаки, которые спрыгивали с гофрированных крыш и загоревшихся подмостков. Первого я с размаху ударил керамитовым кулаком в морду и разбил ему череп на кровавые осколки. Затем крутанулся в сторону и двинул второго сабатоном в живот. Орудуя глефой, я заливал ихором землю и собственную броню, забрызгивал линзы шлема.
— Вперед! — взревел я, подгоняемый гневом и напором битвы. — Вперед!
Братья ринулись следом за мной; легионеры взбирались по стремянкам, чтобы добраться до орков на стрелковых платформах, взмывали по лестницам, чтобы очистить от врагов парапеты. Если одного из нас сталкивали вниз, другой вставал на его место. Мы не давали чужакам отдышаться, подумать, среагировать. Попеременно использовали наши быстроту и мощь — стремительно уходили от опасности и тут же вновь бросались в атаку, неся смерть силовыми клинками. По всей цитадели противники — тысячи противников — сцепились в ближнем бою среди пылающих вышек, жестоко убивая и умирая целыми толпами. Оглушительный грохот схватки усиливался и искажался в узких переходах, запруженных воинами; от него содрогались башни, стряхивая с себя пылевые покровы.
Прорываясь наверх, я потерял из виду Торгуна. Лишь мои братья, которых я возглавлял в Крестовом походе на протяжении столетия битв, не отставали от меня. Мы мчались вместе, сметали всех, кто вставал перед нами, кричали и хохотали от неописуемого восторга. Пули непрерывно лязгали о мой доспех, но я не замедлялся ни на миг. Враги неуклюже замахивались на меня, но я отбрасывал секачи в сторону и сражал их хозяев. У меня звенело в ушах от воплей и рева зеленокожих, и это лишь распаляло мою жажду истреблять их. Я вдыхал смрад орочьих тел, орочьей погани и орочьей крови, жаркий мускусный запах нечеловеческих отбросов. Отовсюду, из каждого вонючего угла гнусной крепости, доносился звон сталкивающихся клинков, и на всех ржавых поверхностях отражались вспышки болтерного огня.