Фёдор Валерьевич Гришанов (Фёдор Гришан)
«Заветы предков»
Количество стр. 95
Дата создания произведения: 2016
Город Челябинск
Наша бабушка, Татьяна Васильевна, прожила долгую, счастливую, но трудную жизнь. Родилась она в сибирской глуши на одном из крошечных чулымских хуторов в семье ссыльного революционера, которого в 1918 году сбросили в мельницу, а потом добили по дороге в больницу. Прадед был из состоятельной дворянской семьи, но жизнь свою посвятил освобождению простого народа. После его гибели у прабабушки осталось много книг на разных языках и рукописей, но всё это сгорело, когда мстительные местные кулаки сожгли их дом. Маленькую ещё бабушку в самый последний момент вытащили из огня старшие братья... а рукописи и книги сгорели. Так начиналась нелёгкая бабушкина жизнь... Но о её Судьбе мы расскажем вам, если успеем, в другой книге... А сейчас речь пойдёт о другом.
Всю свою жизнь бабушка терпеливо, стойко и ненавязчиво посвятила помощи своим детям, внукам, правнукам и даже праправнукам.
Но после достижения 90-летнего возраста здоровье её заметно ухудшилось, она не смогла уже ходить и надолго слегла...
Страдала бабушка два с половиной года, и отец наш доблестно (то есть, как умел) исполнял при ней высокие обязанности санитара.
Однажды, убирая вокруг бабушки, родитель наш неосторожно (вернее, неосмотрительно) глубоко вздохнул. Бабушка заволновалась и спросила его:
– Что, сынок, замучила я тебя?
На что «сынок» с непоколебимой твёрдостью и оптимизмом поспешил бодро ответить:
– Да что ты, мама! Всё нормально! Скоро поправишься. Всё будет хорошо.
– Нет, сынок, тяжело тебе со мной.
- Да что ты, мама! Я же не иду и не бросаюсь со скалы вниз головой от отчаянья. – выдал очередной шутливый, но явно необдуманный экспромт наш остроумец-папаша.
И тогда бабушка неожиданно для родителя чётко и ясно сказала:
– Когда пойдёшь бросаться со скалы, возьми и меня с собой.
– Да как же я возьму тебя с собой, если ты уже два года не встаёшь с постели и ходить не можешь?
– А ты тащи меня на руках, я уже лёгкая. А когда поднимешься на скалу, брось меня вниз. А сам постой немного, подумай и иди домой. Живи долго и счастливо.
(...Да, о такой силе Духа современным мелким людишкам остаётся только помечтать. Хотелось бы некоторых из этих людишек червями назвать, но почему–то червей не хочется обижать).
Я волком вою от отчаянья,
Но Маму с Папой не вернуть.
Придётся через ропот, лаянье,
Уже без них таранить Путь...
Хохочут хари осторожные...
Но убелённый в серебре
Спешит сквозь заросли таёжные
Обосноваться на горе,
Где на вершине Одиночества,
Законы стадные круша,
Рождает мрачные Пророчества
Его бессонная Душа.
Когда бабушка совсем уже ослабла, рядом с ней находились отец и тётя, Людмила Васильевна.
Она сварила куриный бульон, села к столу в большой комнате и молча, глубоко пригорюнившись, просидела там до позднего вечера. Отец ещё подумал: «Почему она домой–то не идёт?». Но, видимо, сердце младшей дочери может предчувствовать то, о чём не способен был догадаться отец.
Он сел рядом с бабушкой и «успокаивал» её:
–Ты, мама, не волнуйся. Ещё поправишься. Люда курочку сварила, завтра утром покушаешь, и тебе сразу легче станет...
Так папа беседовал с бабушкой до тех пор, пока не подошла Людмила Васильевна и не остановила его целебно-успокоительные речи:
– Серёжа! Мама уже умерла.
А когда бабушка умирала, она и глазки свои, всегда полные тёплой доброты и любви, предусмотрительно закрыла, чтобы тётю с отцом не утруждать.
(Кстати, когда, намного раньше этого, умирал Дед, последнее, что он видел в этой жизни, был отец, спокойно сидящий у его постели и читающий книгу. Быть санитаром у Деда тоже пришлось нашему Родителю.
Нам кажется, что возможно, отец, человек мыслящий, но как бы отчуждённый от людской суеты, не видел и не чувствовал большой разницы между живым и мёртвым).
По русскому обычаю тело бабушки сожгли в присутствии только ближайших многочисленных родственников. Главой Рода стал старший брат отца, Юрий Васильевич...
Вскоре после этого в бабушкину квартиру к отцу пришла Людмила Васильевна с двумя Татьянами (дочерью и снохой) с целью наведения порядка.
Тётя Люда прошла на кухню и обессиленно опустилась на стул. Очень болезненно переживала она смерть бабушки. Татьяны занялись переборкой бабушкиного наследства. Питерская Татьяна была склонна побольше вынести и выбросить в мусорные ящики, а сосновская Татьяна, выросшая в деревне в многодетной семье, предпочитала больше сохранить, в частности для того, чтобы вполне приличные вещи отдать не очень зажиточным соседским старушкам. Папа помогал им в качестве грузчика.
Один раз Татьяны засомневались и прошли на кухню к Людмиле Васильевне за консультацией.
– Мама! А с этим что делать?
Тётя Люда отрешённо посмотрела на них и ответила:
– Делайте, что хотите. Сами решайте.
Работа у Татьян сразу пошла поживее: надо было ещё и полы мыть.
Когда одна из них передавала отцу два полиэтиленовых мешка для выброса их на помойку, один из пакетов лопнул, и всё его содержимое вывалилось прямо к ногам изумлённого родителя нашего.
На самом верху этого обречённого на забвение вороха ненужных бумаг лежали три тёмного цвета книги, своими размерами скорее похожие на тетради не то в кожаных, не то в пергаментных обложках.
Отец сразу поднял эти три старые книги с пожелтевшими страницами, посмотрел на них и сказал:
– Эти книжки мне давно ещё мама завещала. Я их заберу себе.
Он положил их в свой полиэтиленовый пакет (Портфелей у нашего родителя отродясь, даже в школе и институте, не бывало. Любил он налегке по жизни похаживать).
Уборка продолжалась своим чередом. Туда же, на помойку, отправились, скорее всего, и фронтовые письма Деда, и письма бабушкиной подруги Марины Ладыниной, с которой они во время войны вместе работали в свердловских госпиталях, а, может быть, и ещё что-нибудь ценное... Но три загадочных старинных книги снова оказались в руках нашего отца.
Он раньше видел эти книги и просматривал их. Но поскольку он не был знаком с герменевтикой и никогда не держал в своих руках магический жезл Кадуцей, то и понять в этих книгах он ничего не смог.
На большинстве их страниц были совершенно непонятные и неподдающиеся толкованию идеограммы, пиктографии, иероглифы, какие–то замысловатые пиктограммы, сложная древнерусская руническая письменность и ещё какие–то причудливые знаки. Ясно было только одно: это были зашифрованные тексты. То есть это был праязык наших далёких предков Русо-ариев.
Но и на этот раз наш Родитель в лихорадке бестолковой жизненной суеты забыл о судьбе загадочных тетрадей, выпавших вдруг к его ногам из порвавшегося мешка.
Необходимо заметить, – не обижайся, папа! – что родитель наш был известным в определённых кругах вертопрахом и сердцеедом. Его постоянно засасывала оживлённая суета нашей вялотекущей жизни. Он всё время забывал об этих таинственных книгах-тетрадях. Ему, как и большинству нашего народонаселения, казалось, что «сегодняшнее» гораздо важнее и интереснее какого-то далёкого от нас «вечного». Увы, он, как впрочем, и все мы, частенько ошибался.