— Вы не верите, что я… — начал было он, но она безжалостно прервала его. Она знала все, что он был намерен сказать.
— Нет, я не верю, что вы могли бы так увлечься, что забылись бы, — сказала она.
Ее рука неожиданно наткнулась на холодный металл маски.
Он молчал, а она тем временем поднялась на ноги и огляделась вокруг, отыскивая какой-нибудь свет в темноте, чтобы определить свое местонахождение.
— Я не уверен, что понял то, что вы сказали, — каким-то странным тоном произнес он.
Над вершинами темных деревьев она заметила наконец слабый отблеск света и одновременно услышала доносившиеся издали звуки голосов и музыки.
— Я сказала достаточно ясно, сэр: вы опомнились как раз вовремя, чтобы не замарать свою честь.
— Мою честь? — озадаченно переспросил он.
Она даже отвечать не стала, а двинулась вперед, вытянув перед собой руку, чтобы не наткнуться на что-нибудь.
— Позвольте мне сопроводить вас, — спокойно сказал он.
Сопроводить ее? Но Элинор или Эмили могут увидеть их и выдать ее! Лучше умереть, чем это.
— Нет. Прошу вас, как джентльмена, позвольте мне сохранить оставшееся у меня достоинство и не пытайтесь узнать мою личность. Вы меня не знаете. — Он не стал возражать. — На том и порешим.
— Я не буду с вами разговаривать, — пообещал он. — Но позвольте мне хотя бы проводить вас до дорожки. После этого я обещаю не беспокоить вас больше своим присутствием.
Она хотела отказаться, сказать, что это не он ей, а скорее она ему докучает. Это ей было мало его внимания и она требовала большего. А он отказался. Лицо ее вспыхнуло от унижения. Но над чувствами возобладал разум и она не отказалась. Она подумала, что будет целых полчаса продираться сквозь кустарник, а когда выйдет на тропу, ее платье, туфли, прическа будут уже далеко не безупречны — все будет свидетельствовать о том, что с ней произошла история, которую нежелательно делать достоянием гласности. Для одного вечера она натерпелась достаточно унижений.
— Ладно.
Она почувствовала его руку на своем локте, но прикосновение было таким безликим и учтивым, что ей захотелось разрыдаться.
Он своим телом и одной рукой раздвигал перед нею ветви кустарников, и она прошла одеревеневшей походкой несколько футов. Вскоре они нашли путь на террасу. Но к тому времени ее маска, вернее, обе ее маски снова твердо держались на своем месте.
Верный своему слову, Нед не попытался последовать за ней и, как только они вышли на тропу, молча отступил в сторону. Хотя его лицо больше не было спрятано под маской, оно не выдавало никаких эмоций. Он заложил руки за спину и поклонился.
— Мэм.
Она не сказала в ответ ни слова.
Прищурив глаза, Нед наблюдал за Лидией. Он обещал, что не последует за ней, и был готов сдержать слово, но все первобытные инстинкты — а в тот вечер они требовали, чтобы он подчинялся им в своих действиях, — заставили его пойти за ней следом. Однако он также отличался редкостной выдержкой.
Он выждал десять минут и лишь потом вошел в Спенсер-Хаус, совершенно не замечая восхищенных и задумчивых взглядов, провожавших его, пока он шел по залу. Искушенные леди, которые сбросили со счетов Неда Локтона как слишком благовоспитанного человека, вновь обратили внимание на легкую, как у пантеры, походку высокого, одетого в черное капитана, а молодые девушки, которые считали его неотразимым, бросали ему под ноги и вслед белые кружевные платочки, когда он обходил по периметру бальный зал.
Он не имел намерения прикасаться к ней или целовать ее. Он всего лишь хотел возобновить ухаживание, прервавшееся на целые две недели, во время которых он лежал в постели с лихорадкой и пребывал в ярости. Хотя шальная пуля Туида прошла по касательной, оставив всего лишь неглубокую царапину на его черепе, рана воспалилась. Он сделал все возможное, чтобы предотвратить сплетни о дуэли. Это было не слишком трудно, поскольку Туида его приятели уговорили уехать из страны, а те, кто остался, не хотели, чтобы их имена связывали со столь позорным событием.
Письмо от Лидии пришло вскоре после дуэли, как раз тогда, когда у него началась лихорадка. В нескольких коротких, взволнованных строчках он увидел возможность надеяться. Но честь требовала, чтобы он сохранил в тайне имена тех, кто присутствовал на дуэли. Целых две недели пропало зря: он и хотел бы связаться с ней, но не мог этого сделать.