Воздух пах ладаном.
Едва первые претендентки переступили порог, громом среди ясного неба зазвучали тягучие звуки органа. Музыкант в чёрном безупречном фраке, восседающий на обитой красным бархатом табурете, иступленно заиграл реквием.
Я подавила рвущийся наружу смешок. Это от нервов, не иначе. Смерть никогда не вызывала во мне смех или иные неуместные чувства, но вся ситуация в целом выглядела самым настоящим абсурдом…
Оглянулась по сторонам и нашла подтверждение собственным мыслям в тот же миг. Настороженные и угрюмые, все до единой, претендентки на часть состояния Стоунов медленно шли к алтарю, то есть к открытому гробу, не представляя себе, что станут делать, если их попросят в честь традиции при заупокойной службе оставить хотя бы несколько прощальных строчек в церковной книге.
Словно по команде, сидящие на скамьях в первом ряду с виду слуги, или же ряженые в подобные одежды местные обыватели, разразились неистовыми рыданиями. Нахалка, идущая позади меня, фыркнула. А вот кто-то из слабонервных упал в обморок, потому что глухой стук донесся оттуда же.
– Сабина! – прошипела маменька молодых участниц. – Ты чего это удумала?!
Вопреки жгучему желанию, я оборачиваться не стала, потому что прямо впереди увидела невероятное.
Нижняя крышка гроба медленно приподнялась, и оттуда резво выбрался жилистый худощавый старичок, назвать которого трупом было бы сверх кощунственно. Его цепкому свирепому взгляду, с которым он оглядел всех нас, претенденток на руку и сердце Стоунов, позавидовали бы самые ретивые бультерьеры.
– Не то! Всё не то!
Он махнул рукой, останавливая орган.
Позади снова послышались глухие звуки, похожие на предыдущие. Видимо, кто-то ещё не выдержал витающего в воздухе напряжения. Или же их жизненные убеждения были неумолимо попраны вставшим из гроба покойником, который на самом деле таковым не являлся.
Суть в другом.
Кое-кто продолжал громко стенать. Некто мистер-из-гроба принялся разъярённо отчитывать всю процессию:
– Вы чего ревёте, как коровы в схватках?!
Бойкий старичок качнул узловатым пальцем на сидящих в первом ряду.
– В самом деле, мужики так не плачут, ну? Билингстрот, от тебя я ожидал лучшего. Ты же в местном хоре главный запевала, а? Где весь твой артистизм? Где экспрессия? Где это все?
– Ну и не кисло же, – не удержалась я от комментария.
Нервный смешок всё-таки вырвался из моих уст. Стоящая рядом Мэри скупо кивнула, не забывая притом усиленно черкать в своём блокноте.
– Вы! – старичок так некстати узнал о моём существовании.
Вот надо же было выразиться так не вовремя? Стояла бы себе молча и горя не знала бы.
– Вы! – повторил главный гвоздь похоронной программы. – Идите сюда. Да не стойте столбом!
Несколько раз моргнув, приличия ради, я посмотрела по сторонам и поняла с неудовольствием, это он обо мне.
Делать нечего. Вышла из толпы и медленно отправилась на место собственной казни. Во всяком случае, настроение у меня были соответствующее.
Мой палач сощурился и пожевал губы.
– Дорогуша, мне кажется, я где-то вас уже видел, – удивил он.
Даже не буду оборачиваться, чтобы лицезреть злорадство той самой нахалки, которая в нашем разговоре прибавила мне лет тридцать.
– Быть этого не может, – спокойно ответила я. – Я вижу вас впервые.
– Точно? – не унимался старик.
Подошла ближе и со всей уверенностью сообщила ему:
– Точнее просто не бывает. Если бы я имела честь видеть вас ранее, я бы вряд ли забыла столь знаковое событие, сэр.
Уважение, с которым я решила потешить тщеславие собеседника, явно пришлось ему по вкусу.
– А вы быстро схватываете, милочка.
Жаль, его банальные комплименты не возымели ответного эффекта. Мне было не до смеха и совсем нерадостно. Я хотела поскорее вернуться в толпу, а то, чувствую наверняка, скоро спина начнёт дымиться от такого числа пронзительных взглядов участниц и их бдительных сопровождающих.
Палач, то есть бойкий старичок, снова поморщился, но в этот раз устремил взгляд к выходу из часовни.
– Амьен! Ты где там запропастился?
Перед глазами промелькнула тень, и участницы несостоявшегося события дружно перекрестились. В торжественно украшенную залу вошёл он. Или она, отсюда было не видать. Важно другое. Он или она было одето в чёрную-пречёрную мантию, надвинутую на глаза, а в руках этого высокого нечто на ножках пребывала самая настоящая чёрная-пречёрная коса. С виду наточенная и острая. Вот только цвет жидкости, стекающей по блестящему лезвию, явно подкачал.