Погибла и моя мать от травм, несовместимых с жизнью.
Прямо тут, на месте.
Сначала отчим пил неделю, не просыхая. Я боялась возвращаться домой, но каждый раз, услышав из прихожей его алкогольный храп, проскальзывала в свою комнату, и запиралась на ключ. Старалась приходить домой как можно позже – чтобы не наткнуться на осоловевшие от обильных возлияний глаза дяди Жени. Кажется, он потерял смысл жизни и свою точку опоры – ведь моя мама была сильным человеком и твёрдой рукой руководила всей квартирой и её домочадцами.
Лариска, моя подруга по колледжу – оказалась единственным человеком, знавшим о моей беде. Она-то и пристроила меня посудомойкой в одно из заведений города. Теперь после пар я ехала в центр города, переодевалась в униформу и стояла у раковины допоздна, до блеска намывая горы тарелок и стаканов. Мечтала в это время только об одном – чтобы дядя Женя, не дождавшись меня, уснул с бутылкой в руках. Мне невыносимо было видеть, как всегда спокойный уравновешенный мужчина на моих глазах теряет человеческий облик.
Но вчера случилось то, после чего я больше не хочу возвращаться в эту квартиру.
Ни за какие коврижки.
Евгений Леонидович встретил меня вечером абсолютно трезвый и сказал, что теперь я должна утешать его в постели, если хочу и дальше жить в этой квартире. По его серьёзному тону и циничному взгляду, липко елозившему по моей фигурке, я с горечью поняла, что он не шутит.
И конечно, я приняла решение уехать.
Но встречаться с отчимом я категорически не хочу – поэтому, после колледжа я заняла выжидательную позицию за углом родного дома. На работе у меня выходной, а потому я могу спокойно дождаться, пока дядя Женя отправится за бутылкой в ближайший супермаркет или, наконец-то уснёт.
Мне повезло – примерно в восемь вечера хлопнула дверь подъезда и Евгений Леонидович, слегка пошатываясь, направился к супермаркету. Очень надеюсь, что он пробудет там подольше, выбирая пойло и закуску себе на вечер.
И, перепрыгивая через две ступеньки, я бросилась в квартиру, чтобы собрать свои вещи. Лариска пообещала приютить меня на пару дней, а там – посмотрим, что будет.
А отчим – пусть делает что хочет. Надеюсь, я его больше не увижу.
Никогда бы не подумала, что он так сильно изменится после смерти матери и посмеет подойти ко мне с подобным непристойным предложением. Какая грязь, Боже.
– Мамочка, прости меня.
Верчу в руках массивную железную фоторамку с фотографией матери и быстро открываю её – заберу только фото, а эта рамка мне никогда особо не нравилась – уж слишком она агрессивная какая-то и тяжёлая, с рваными, неровными краями, о которые так легко порезаться. Ну, её. Возьму только фото.
Это – единственная память о матери, не считая её золотого колечка с бриллиантом, которое, как она рассказывала, подарил ей мой отец. Всем остальным пусть распоряжается отчим, раз он заломил за моё проживание такую неподъёмную цену.
Что ж, пожалуй, всё. Откидываю пустую рамку на кровать.
Нужно бежать отсюда и поскорее.
Глава 6
*Стелла*
Входная дверь хлопает так, что я прирастаю ногами к полу. Вжимаюсь в дверцу шкафа, представляя себя хамелеоном, и пытаюсь слиться с полуоблупившейся створкой, но у меня это, естественно, не получается.
Меня начинает мутить от страха.
Ужас сковывает движения, заставляя онеметь.
– Стрелка, ты дома?
Зычный пьяный голос Евгения Леонидовича донёсся из прихожей, и я моментально сцепила зубы. Только он коверкал моё имя, называя меня в припадках ярости Стрелкой – прекрасно зная, что мне это не нравится.
Зачем он так со мной?
По позвонку пронеслась волна дрожи, и я предательски залязгала зубами от страха. Чёрт, главное – не откликаться. Может, отчим настолько пьян, что не заметит меня здесь, вжавшуюся в нишу шкафа?
– Стрелка, я знаю, что ты дома! Выходи, мать твою!
Кроссовки.
Ну, конечно.
Я, о привычке, разулась в прихожей, когда бросилась собирать свои вещи.
И он увидел их.
Споткнулся, придя из магазина. Взорвался негодованием.
Сердце ухает куда-то в область живота и его биение разносится гулким эхом по всему телу. Руки отчаянно цепляются за створки шкафа, пытаясь надёжнее их закрыть, чтобы укрыться в его пыльных недрах.
О, Божечки, спаси и сохрани.
Я не хочу. Ни за что не стану его любовницей.