– Согласен. Всем, кроме одного. Она неравнодушна к лорду Сассафрасу.
– Сассафрасу? Никогда о таком не слышала.
– Какой-то иностранец, – пожал плечами Филипп. – Кажется, итальянец по матери.
Мередит, очевидно, обуревали сомнения:
– Леди Агата никогда мне о нем не говорила.
– Правда? Наверное, просто не успела. Мне она прожужжала о нем все уши: лорд Сассафрас то, лорд Сассафрас се. Она явно и не особенно деликатно давала мне понять, что я ее нисколько не интересую. Не могу же я жениться на женщине, которая влюблена в другого. Кто следующий?
– Леди Эмили и леди Генриетта...
– Невозможно. Обе едва не упали в обморок при одном только упоминании об интимных сферах жизни мужчины и женщины.
– Так и должны поступать благовоспитанные девушки.
– Боюсь, что вы не так хорошо разбираетесь в светском воспитании, как вам кажется. Нет, ни леди Эмили, ни леди Генриетта не годятся. Я уверен, что при столь нежной конституции они просто не перенесут настоящего акта физической любви, а ведь мне надо как можно быстрее произвести наследника.
Щеки Мередит вспыхнули, и она несколько секунд буравила его сердитым взглядом. Филипп лишь невинно моргал, демонстрируя лояльность.
– Мне помнится, вы говорили, – наконец произнесла она, откашлявшись, – что вас не особенно тревожит то, какой будет ваша будущая невеста, лишь бы она не оказалась уж слишком отталкивающей. Сейчас же вы проявляете поразительную разборчивость.
– Хм-м. Да, возможно, создается именно такое впечатление. Кто следующий?
– Судя по предыдущим неудачам, я думаю, самым правильным будет просто прочитать верхнюю строчку моего списка и таким образом сэкономить наше время.
– И кто же возглавляет список?
– Леди Пенелопа Хикман.
– Ах да, леди Пенелопа!
– Леди Пенелопа обладает всеми качествами, которые вы соизволили указать как наиболее привлекательные в женщине. – Мередит начала перечислять, заглядывая в бумажку: – Она обожает музыку, играет на фортепьяно и поет, как ангел. Она проявила интерес к вашим историческим исследованиям и не выказала сильного отвращения к пыльным древностям. Она легко поддерживает разговор на любую тему. Ее не привлекает всякая романтическая ерунда, и она умеет вести хозяйство и управляться со слугами. К тому же она любит животных, прекрасно танцует, бегло говорит по-французски и изумительно вышивает.
Оторвавшись от списка, Мередит с триумфом воззрилась на Филиппа, как бы говоря: «Ну, попробуй! Найди у нее хоть какой-нибудь недостаток!»
– Хм-м, по-моему, вы еще не все перечислили. Мередит нахмурилась и опять посмотрела в список.
– Ах да, конечно! – воскликнула она. – Стройная, классически красивая. Мне показалось излишним упоминать об этом. Красота леди Пенелопы не вызывает сомнений.
– Мне кажется, она какая-то... бесцветная.
От возмущения Мередит широко раскрыла глаза:
– Она блондинка!
– Ну да, вот в этом-то и проблема. С некоторых пор я предпочитаю брюнеток.
Со вздохом, выражающим крайнее негодование, Мередит осторожно переложила спящего Принца со своих колен на диван, вскочила на ноги и, подбоченившись одной рукой, а другой потрясая списком, двинулась к лорду Грейборну.
– Что это за чепуха? Вы не можете предпочитать брюнеток. Филипп изобразил на лице крайнее удивление:
– Вы уверены? А я не сомневаюсь, что предпочитаю брюнеток. Кому и знать, как не мне, что я люблю.
– Вы смеетесь надо мной, лорд Грейборн, и мне это очень не нравится. – Мередит трясла списком у него перед носом. – Здесь все указано, я сама записывала два дня назад. Вы говорили, что вам нравятся, – она ткнула пальцем в строчку, – «стройные, классически красивые блондинки».
– Вообще-то это говорил не я, а Эндрю.
– Но вы же не сказали, что он ошибается.
– А он и не ошибался! Покажите мне мужчину, которому не нравятся «стройные, классически красивые блондинки». Однако я лично предпочитаю брюнеток.
Филипп услышал стук и не сразу понял, что это Мередит раздраженно бьет кончиком туфельки по мраморному камину.
– Два дня назад вы об этом даже не упомянули.
– Признаюсь, мои вкусы поменялись довольно недавно.
– В самом деле? Насколько недавно? В тот момент, когда я собрала в вашей гостиной целую толпу блондинок?
– Нет, немного раньше.
– Когда?
Филипп перевел взгляд на ее волосы, протянул руку и осторожно прикоснулся к одному из локонов, обрамлявших лицо, потом закрутил его вокруг указательного пальца. Стук внезапно прекратился. Мередит резко вдохнула и замерла.
– Вы действительно хотите знать, Мередит? Я могу точно назвать момент, когда мои предпочтения изменились.
Мередит стояла совершенно неподвижно. Слова Филиппа, его мягкий, внезапно охрипший голос, жар его взгляда сковали ее язык и дыхание. В его глазах светилось неприкрытое желание. Сердце Мередит стучало сильно и громко. Так громко, что он обязательно должен был услышать, как оно бьется.
– Сегодня вечером только одной женщине удалось заинтересовать меня. Я бы очень хотел, чтобы вы устроили мне еще одну встречу с ней.
Мередит судорожно сглотнула.
– Лорд Грейборн, я...
– Филипп, пожалуйста, называйте меня Филиппом. Хотите, я расскажу вам об этой женщине? – Он не дал Мередит прервать себя. – У нее темные волосы, темные, как ночь в пустыне. И они блестят, как богатая, черная земля, покрывающая берега Нила каждый год после половодья. Должен сказать, что ее волосы очень похожи на ваши.
– Вы хотите сказать, что мои волосы похожи на грязь? – с усмешкой спросила она.
Филипп не ответил, а вместо этого стал вынимать шпильки из ее прически, пока густые черные локоны не рассыпались по плечам. «Останови его!» – приказывал внутренний голос, но язык отказывался ему подчиняться. Воля и разум оставили Мередит, и она чувствовала, как затягивает ее чув-ственный водоворот. Длинные пальцы Филиппа зарылись в ее волосы, и ей пришлось прикусить нижнюю губу, чтобы не застонать от наслаждения.
– Грязь? Нет. Ее волосы... ее волосы... сияют. Они шелковые. Они чудесные.
Он медленно провел кончиками пальцев по ее лицу, и Мередит зажмурилась от удовольствия.
– Женщина, заинтриговавшая меня, не похожа на классическую красавицу. Ее черты слишком подвижны и резки для этого.
Кончик пальца коснулся губ Мередит, и она распахнула глаза. Филипп смотрел на ее губы с таким сосредоточенным вниманием, что ей стало жарко.
– У нее слишком большой рот и слишком розовые и пухлые губы. Но именно такие губы возбуждают желание, и будят соблазнительные фантазии, и отвлекают от важных дел и серьезных мыслей.
Мередит слушала его, едва дыша, а пальцы Филиппа продолжали нежно исследовать ее лицо.
– Нос чуточку широковат, а подбородок слишком упрямый. Но меня влечет к ней, как никогда не влекло ни к одной классической красавице! У нее заразительная улыбка, которая освещает все лицо. И когда она улыбается, вот здесь, – Филипп прикоснулся пальцем к правому уголку ее рта, – появляется ямочка. Ее кожа похожа на сливки и бархат одновременно, а иногда окрашивается в персиковый цвет – то более глубокий, то совсем нежный – в зависимости от настроения. А глаза... У нее необычайные глаза. Они напоминают Эгейское море – такие же синие и такие же бездонные. В их глубинах скрываются какие-то тайны, и это интригует меня еще больше. Должен сказать, что черты этой женщины удивительно напоминают ваши.
Филипп протянул руки и привлек ее к себе, и Мередит показалось, что нет ничего естественнее, чем обнять его за талию и прижаться к нему изо всех сил. От плеч до коленей они слились в одно целое, и Мередит животом ощущала его твердую горячую плоть. Ее тело в ответ загорелось огнем, который постепенно сосредоточился между бедрами. Соски болезненно напряглись, щеки пылали, и она знала, что глаза выдают все, что она чувствует. И все-таки Мередит не могла не смотреть на него и в его взгляде встречала ту же жажду, которую ощущала сама. На щеке Филиппа дрожал какой-то мускул, и она понимала, что он из последних сил пытается держать себя в руках. Такая же борьба происходила в ней самой, и Мередит понимала, что еще чуть-чуть – и она сдастся.