– Войдите, – сказал Филипп.
Появился Джеймс с подносом, на котором были два кувшина с водой, салфетки, бинты и голубая керамическая банка, прикрытая носовым платком.
– Ванна скоро будет готова, – сказал он, ставя поднос на пол рядом с Филиппом. – Вам нужна моя помощь, милорд?
– Нет, спасибо.
Молодой человек вышел из комнаты, и Филипп поспешно снял грязный и разорванный сюртук, закатал рукава рубашки и поправил погнутые очки, соскальзывающие с носа. Потом, обмакнув льняную салфетку в воду, он начал медленно счищать грязь с лица Мередит.
– Ванна вам не помешает, – сказала она, вздрогнув, когда влажная ткань коснулась ссадины на виске. – Вы ужасно грязный.
– Спасибо. Вы знаете, как я люблю комплименты. Но на самом деле эта ванна для вас.
– Для меня? – Глаза Мередит расширились. – Я не могу принимать ванну в вашем доме!
Филипп улыбнулся бы, если бы мог. Слава Богу, его чопорная Мередит пришла в себя.
– Прекрасно можете! Теплая вода облегчит мышечную боль.
Мередит упрямо сжала губы:
– У меня нет никакой мышечной боли.
– Пока, возможно, и нет, но скоро появится. Это неизбежно после такого падения. К тому же если вы считаете, что я грязный, то вам стоит взглянуть на себя.
– О Господи! Вы хотите сказать, что...
– Вот именно. С ног до головы. – Мередит попробовала приподняться, но он заставил ее снова откинуться на подушки. – Не расстраивайтесь. Сейчас я осмотрю и промою ссадины у вас на лице. Потом вы примете ванну, и после того я вас перевяжу. А пока вы будете в ванной, я прикажу вычистить и починить ваше платье. – Она хотела что-то сказать, но Филипп прижал палец к ее губам: – Не надо спорить, позвольте мне позаботиться о вас.
Мередит заглянула в его серьезные карие глаза и не нашла в себе сил возражать. К тому же она все еще не могла справиться с дрожью. И щеку саднило, словно жгло огнем.
«Позвольте мне позаботиться о вас». Никто никогда не говорил ей таких слов. Было странно и непривычно вручать себя чьей-либо заботе. Странно, но, несомненно, приятно. И это давало ей возможность еще несколько минут не говорить Филиппу тех слов, которые разлучат их навеки.
Она кивнула и послушно откинулась на подушки, раздираемая двумя противоречивыми желаниями: закрыть глаза и в темноте наслаждаться его прикосновениями или широко их раскрыть и стараться запомнить и навсегда запечатлеть в памяти черты, которые никогда больше не увидит.
Остановившись на последнем варианте, Мередит внимательно наблюдала за тем, как Филипп бережно промывает и обрабатывает ее ссадины и царапины. Он действовал осторожно и четко, а его руки были ласковыми и уверенными. Прядь испачканных волос упала ему на лоб, и Мередит невыносимо хотелось откинуть ее назад. Но нет, она не должна прикасаться к мужчине, который не принадлежит ей.
Ее взгляд упал на ссадину на подбородке Филиппа. Господи, он рисковал жизнью, чтобы спасти ее! Он опять проявил себя таким же героем, как и в первый раз, когда Мередит увидела его на улице у мастерской мадам Рене. Неужели это было всего несколько дней назад? Не может быть. Ей казалось, что она знает его всю жизнь. И так же долго желает его. Как хочется ей сейчас стереть влажной салфеткой кровь и грязь с его подбородка. Но нет, она не должна ухаживать за мужчиной, который не принадлежит ей.
Теперь Мередит смотрела на его рот. Прекрасный, чувственный рот, который целовал ее с робкой нежностью и с горячей страстью. Никогда за всю свою жизнь не сможет она стереть из памяти эти поцелуи. Она замирала от жгучего желания прикоснуться к его губам. Но нет, она не должна целовать мужчину, который ей не принадлежит.
Мередит вздрогнула, когда влажная салфетка прикоснулась к ее нижней губе. Взгляд Филиппа был устремлен на ее рот. Мускул мелко дрожал на его щеке, и Мередит поняла, что их опасная близость волнует и мучает его не меньше, чем ее. Это наблюдение показалось ей не пугающим, а неожиданно приятным. Минутой позже Филипп отвернулся, чтобы положить испачканную салфетку на поднос. Он быстро протер собственное лицо и смазал мазью из голубой баночки свой подбородок, потом опять повернулся к Мередит, и их взгляды встретились. Несколько секунд они молчали, пристально глядя друг на друга.
– Я закончил, – сказал наконец Филипп хрипло. – Царапина на щеке и ссадина на виске скоро заживут. Синяк на подбородке тоже не очень серьезный. – Он протянул баночку Мередит: – Это снадобье Бакари делает сам. Оно способствует заживлению ран. Не знаю, из чего эта мазь состоит, но она творит чудеса.
Все еще стоя на коленях рядом с диваном, он бережно наложил мазь на ее раны. Сначала Мередит показалось, что средство жжет кожу, но скоро жжение прекратилось и осталось лишь ощущение комфорта.
– Как вы себя сейчас чувствуете? – спросил Филипп, отставляя баночку в сторону.
– Гораздо лучше, спасибо. – Мередит улыбнулась, чтобы доказать ему, что говорит правду. – А вы? Эта царапина на подбородке...
– Со мной все в порядке. Я... – Он вздохнул и запустил пальцы в волосы. – Нет, не в порядке. Я ужасно себя чувствую, когда думаю о том, что вас чуть не убили. Меня бесит мысль о том, что кто-то, стремясь навредить мне, причиняет страдания тем, кого я люблю. И я боюсь, что он успеет совершить еще что-то, до того как я его остановлю.
Он взял руки Мередит и прижал ее ладони к своей груди. Сквозь тонкую ткань рубашки она чувствовала, как сильно и быстро бьется его сердце.
– Я чуть не потерял вас сегодня, Мередит. Не успев даже сказать вам всего, что хочу. Я подумал о том, что мы ничего не знаем о своем будущем. Каждой минуте надо радоваться как подарку и дорожить ею, потому что она может оказаться последней. И я не собираюсь тратить ее зря. – Не отрывая от Мередит карих глаз, Филипп еще сильнее прижал ее ладони к своей груди. – Я люблю вас, Мередит. Всем сердцем. Вы окажете мне честь стать моей женой?
Глава 17
Она уже знала, что Филипп сделает ей предложение, и знала, что ответит ему. Но к признанию в любви Мередит не подготовилась. «Я люблю вас». От этих простых слов, сказанных серьезным и тихим голосом, у нее закружилась голова. К глазам подступили горячие слезы, и Мередит пришлось больно прикусить себе щеку, чтобы не дать им пролиться. Ей хотелось кричать и плакать, громко проклинать несправедливость судьбы, которая отнимает у нее единственную возможность счастья – мужчину, которого она любит. И который, как это ни удивительно, любит ее.
«Но ведь на самом деле он не тебя любит, Мередит. Не надо обманываться. Настоящую Мередит он совсем не знает. Ту Мередит, которая врала и воровала, ту, которая и сейчас прячется под маской респектабельной и добропорядочной свахи. Скажи ему правду – и увидишь, как быстро он передумает».
С отчаянием Мередит поняла, что ей действительно придется открыть ему правду, потому что подготовленные дома фразы о несходстве характеров не убедят Филиппа, как нисколько не убеждали они ее саму. Она уже хорошо знала его и понимала, что он никогда не откажется от нее, если будет верить, что она его любит. И еще она знала, что, пока сердце Филиппа отдано ей, он никогда не женится ни на какой другой женщине. Значит, ей придется самой доказывать Филиппу, что он ее не любит. Самой вернуть ему его сердце, чтобы он смог вручить его кому-нибудь другому.
– Я хочу сесть, – сказала Мередит, потому что чувствовала себя слишком уязвимой и беспомощной, полулежа на подушках.
Филипп помог ей, и тепло его ладоней на плечах она чувствовала еще долго после того, как он отнял руки. Он протянул ей стакан воды, и Мередит с благодарностью выпила весь. Потом она посмотрела на свое светло-зеленое платье и нахмурилась, обнаружив, что оно совершенно испорчено. Что-то подобное происходит и с ее жизнью.
Повернувшись наконец к Филиппу, Мередит обнаружила, что он смотрит на нее с тревогой и ожиданием. И с надеждой. Ей пришлось собрать все мужество, чтобы взглянуть ему прямо в глаза и выговорить слова, которые так тяжело было произносить: