Такие истории помогают по-другому смотреть на вещи. Помогают откладывать в сторону дисульфирам, налтрексон и что там еще рекомендуют авторитетные инстанции – и внимательно слушать людей. Один человек бросил пить, потому что не хотел подвести Бога. Он пожаловался на шум в голове, кто-то из врачей предположил, что этот шум связан с сосудистой патологией, и направил его ко мне как к кардиологу.
– Этот шум со мной два года, доктор. Но он не связан с давлением, если вам интересно мое мнение. Это психический шум.
– Психический шум?
– Именно так. У меня была белая горячка. Я пил много водки, очень много. Допился до белой горячки. Перестал спать. Два дня блуждал по квартире в каком-то волшебном тумане. И вот открылась дверь и ко мне зашел Бог.
– Бог зашел к вам?
– Да, Бог пришел ко мне. «Здравствуй, Николай». – «Здравствуй», – говорю. «Как дела?» – «Не жалуюсь, спасибо». – «Налей мне попить». Я налил ему воды. Он выпил. Выпил и говорит: «Я пошел дальше. А ты береги себя. Ты хороший мужик, Коля. Только пьешь много». И мне после этого стало стыдно. Я подумал: сам Господь спустился ко мне. Не наказать пришел, не учить жизни, не читать мне мораль. Он просто попросил воды и сказал, что я хороший мужик. Я не имею права подвести его. Потому и бросил бухать. Бросил сам, без лекарств, без капельниц. Поначалу мучался, но постепенно привык и живу теперь с ясной головой. Шум только вот. Вы скажете, это была белая горячка. Так я это и сам знаю, я же с этого и начал, и шум мой оттуда же. Может, Богу виднее, к кому когда приходить, я в этом не силен. Но это не так важно. Мне важно, как со мной поговорили.
Часть мыслей, чувств, желаний зависимого как бы обособляется, отходит от нормальных человеческих переживаний и будто живет своей жизнью. Некоторые мои коллеги эту часть психики пациентов описывают как личность внутри личности и называют «аддиктивной псевдоличностью». Личность, внутри которой завелась такая «псевдоличность», слышит в себе и свой голос, и голос этой самой псевдоличности. Это создает большую путаницу. Позже, познакомившись с мотивационным интервьюированием Уильяма Миллера и Стивена Роллника, я узнал выражение «лес амбивалентности» – речь идет именно о нем. По сути, в какой-то период, когда минусы употребления становятся слишком очевидными, аддикт начинает думать о том, чтобы перейти в трезвость, но в такие его соображения вплетаются и другие, противоположные мысли. Они уводят его от решения перейти в трезвость, расшатывают его намерения, тащат назад, в употребление. Чем больше я беседовал с аддиктами, тем крепче становилась моя уверенность, что решение проблемы амбивалентности лежит в плоскости особой лингвистики. И я стал понимать одну крайне важную вещь: чем больше мы убеждаем зависимого перейти в трезвость, тем настойчивее звучат у него мысли об употреблении, тем сильнее он сопротивляется. Я стал понимать, в чем чудовищность ошибки всех несчастных жен, матерей, сестер и других созависимых родственников: прося зависимого перейти в трезвость, предлагая ему это или требуя этого от него, они как бы беседуют с его «зависимой псевдоличностью». Такая беседа обречена на провал. Принципиально важно устанавливать контакт со здоровой частью зависимого, общаться с человеком в нем, а не с синдромом.
Все это казалось мне невероятно интересным и в академическом смысле. Это была исследовательская область, выходящая за рамки привычной для меня медицины. Это была психолингвистика. Я как нарколог имел дело не с болезнью, а с чем-то, что имеет непосредственное отношение к тому, что мы привыкли называть словом «я». Аддикт амбивалентен в том месте, где у нас начинается так называемое «я». Он амбивалентен и в рецидиве, и в ремиссии, и по крайней мере у кого-то из аддиктов эта амбивалентность останется на всю жизнь. Трудно окончательно перейти в трезвость, когда часть твоего «я» придерживается противоположного мнения.