Сон больше не шёл. Мысль о том, чтобы пройти весь этот кошмар снова, вызывала отвращение. Хоуп зажмурился и тут же распахнул глаза, стараясь привыкнуть к стоящей в комнате полутьме: плотные шторы всегда надёжно защищали спящих от внешнего мира. Было почти пять утра, слишком рано, чтобы подниматься, но спать он тоже больше не мог. Размышляя о том, чем бы занять себя до наступления более позднего утра, Хоуп уловил шевеление рядом с собой. Посветлевшие по непонятным причинам глаза упорно рассматривали его. Пола поморщилась, взглянула на обезумевший электронный будильник и издала звук, полный досады и негодования. Она снова отвернулась от Мадлайна, натянув одеяло до подбородка. - Почему ты не спишь, Хоуп? - неразборчиво пробормотала Пола, решив, видимо, что зрительный контакт им совершенно не нужен. - Не могу заснуть, - коротко ответил ей Хоуп, внимательно наблюдая за каждым её движением. О, он был готов поспорить, что она чувствовала этот его взгляд. - Тогда заткнись и выпей снотворного. Или дури, как ты её там зовёшь? Объяснишь всё днём. - Обыкновенно приятно-задиристый голос звучал сухо и раздражённо. Хоуп уже успел изучить, как Пола быстро и резко проговаривала слова, не считая нужным выбирать выражения. Новые ноты в её речи совершенно не вызывали прежней симпатии. Мадлайн пару секунд рассматривал её затылок, затем неожиданно решительно поднялся и потянулся за рубашкой, аккуратно висевшей на уголке деревянной спинки кровати. Никудышная вешалка: ткань заметно смялась. Он даже не заглянул на кухню - от одной мысли о пачке дешёвого растворимого кофе желудок неприятно сжался. Хоуп лишь лёгким движением руки стянул персикового цвета шляпу с металлической треногой вешалки да захлопнул за собой дверь. Мадлайн сделал глубокий вдох. Прохладный воздух быстро взбодрил лишённое нужного сна тело. Хоуп обернулся на слишком большой для одного человека двухэтажный дом. Его песочного цвета стены казались оранжево-розовыми в ранних лучах солнца. Прямая дорожка, вымощенная крупными тёмными плитами вела к витиеватой калитке, практически неразличимой на фоне такой же ветвистой изгороди. Хоуп никогда не хотел жить в квартире: слишком близкие соседи раздражали его истинный порыв иметь достаточное количество личного пространства. Он просто знал, что его образ жизни вряд ли воспримут с должным пониманием. Мадлайн был здесь один. Возможно, в центре ещё бушевала жизнь, но здесь, на самой окраине Реуса, люди будто отдавали гораздо большее предпочтение здоровому сну, нежели беспробудному веселью. Несмотря на это, Хоуп знал, где он мог найти нужных ему собеседников. Стоило пройти немного вниз по улице, обогнуть вычурную и до смешного пафосную гостиницу на самом углу, а затем идти дальше, пока в поле зрения не появится обшарпанный болотного цвета Santana Motor, припаркованный у одной из многоэтажек. Он всегда был здесь словно древний памятник. А сколько воспоминаний с ним было связано. Нет, не с этой кучей металла, а с компанией, которая постоянно была где-то поблизости. Любой другой человек, более настороженный и здравомыслящий по всей своей сути, обошел бы их стороной после первого взгляда. Взъерошенные, с отёкшими лицами и в мятой одежде, они не вызывали доверия. Но не в случае Мадлайна. Он уже давненько научился не смотреть на внешность, когда ему это было действительно нужно, мысленно притворяться слепым, чтобы заставить своё сердце биться быстрее в попытках распознать все стороны чужой души. И в этих изуродованных алкоголем и тяжёлыми наркотиками лицах он видел когда-то чистые оболочки. Эти парни тоже могли быть дружелюбными и понимающими. - Эй, глядите, дружок Пэна топает. - Удивительно бледный парень с театрально-закрученными усами громко оповестил двух своих друзей по бутылке громким возгласом. Его тонкие губы растянулись в ехидной улыбке. - Ты сегодня слишком рано. Признайся, ты вообще ложился? - склизко отозвался второй, приложившийся на мгновение к бутылке с пивом. Хоуп заметил немалый градус на этикетке. - Благодаря вашему мастерству готов не спать вечность, - лишь в подобной им манере произнёс Мадлайн, и больше с их стороны не было слышно ни слова, лишь повременный звук стекла нарушал тишину. Он любил этих ребят за их неотесанные издёвки и невыразимую молчаливую душевность. В любое время суток здесь отсиживались все «сливки» низшего общества: алкоголики, сбежавшие из детских домов подростки, наркоманы и покинувшие родной дом дети. Это была их тихая гавань, в которой они могли переждать бурю и набраться сил. Здесь, прислонившись к капоту брошенного автомобиля. Хоуп знал лишь некоторых из них. Эти трое, потягивающие странную жидкость из мутных бутылок, были некими кулинарами собственного дела. Они смешивали разные виды наркотиков, меняли их визуальную форму и продавали за удвоенную цену. Они бы, возможно, разбогатели, если бы не спускали все свои деньги на то, что сами и продавали. Солнце уже встало, когда редкие прохожие косо поглядывали на без умолку хохочущие фигуры, а затем спешили завернуть на соседнюю улицу. Яркие лучи сливались в единое светлое пятно. Тени от деревьев и высоких домов извивались и сплетались в сложные узлы. Окружающее пространство медленно поползло в сторону, расплылось, словно на переносицу натянули старые очки с мутными линзами, затем всё потемнело и медленно завалилось на бок. Хоуп никак не мог сообразить, как он попал домой. Он глядел в потолок уже больше минуты. В голове гудело так, будто в метре от Мадлайна проносился бесконечный товарный поезд. Было больно поворачивать голову, дышать, даже просто моргать. Извилистый, практически невидимый рисунок на потолке покачивался из стороны в сторону. Мадлайн усилием воли приподнял голову над подушкой, а не обнаружив ничего нового кроме стен собственной спальни, со вздохом закрыл глаза. Прислушался к тому, как его сердце бешено отбивало свой ритм. А когда наконец снова распахнул глаза, то напоролся взглядом на невыразимо странную конструкцию. У самой кровати стояла сгорбившаяся вешалка, на самой её верхушке привычно раскачивались от лёгкого сквозняка несколько шляп. Через пару крючков было перекинуто несколько трубок, а проследив по ним взглядом, Хоуп заметил небольших размеров пластиковый пакет с прозрачной жидкостью. Уголок губ нервно дёрнулся вниз. А Мадлайн и не заметил, как острая игла впивалась в синеющую под тонкой кожей вену на левом предплечье. Хоуп наконец медленно сел, прислонившись к твёрдому изголовью кровати, призывая обратно всю энергию, которую он так неожиданно растерял. Он всегда быстро восстанавливался, довольно скоро мог передвигаться по дому, пусть и с достаточными усилиями, но без чьей-либо помощи. И это касалось как серьёзного перелома, так и обыкновенного похмелья. Без излишнего упрямства тут не обходилось. Глядя на своеобразную капельницу, Хоуп попытался представить врача, достающего этот пакет из своей сумки, крепко цепляющего его на необычайным образом принесённую сюда вешалку (как только её протащили вверх по лестнице?), точно вонзающего иглу в плоть. Мадлайн поёжился от того неприятного зрелища, которое предстало в его воображении. Видимо, он отключился, переборщив с «фирменным рецептом» той безумной компании. Скорее всего они и дотащили его до дома, обнаружив ключи в кармане, вызвали скорую. Хоуп очень надеялся, что они ничего не решили прихватить с собой. Эти парни не воры, но проверить всё же стоило. Мадлайн в поисках мобильника оглядел комнату вновь, обнаружив его на тумбочке неподалеку. Он свои весом удерживал лист, раскачивающийся во все стороны из-за распахнутого окна. Хоуп приподнял телефон и вытянул оттуда листок бумаги чуть больше ладони, исчерченный параллельными линиями, словно его вырвали из тетради. На одной стороне был узким и извилистым почерком указан какой-то адрес, телефон, а чуть ниже подпись: «Центр по борьбе с наркотической и алкогольной зависимостями». Мадлайн сжал губы и сдержался от того, чтобы не смять листок и не вышвырнуть его в окно. На другой стороне также была небольшая надпись, но уже, по-видимому, сделанная другим человеком. Он писал по-английски, Хоуп без труда сообразил, кто это, так как этот размашистый округлый почерк невозможно было не узнать: