Выбрать главу
абочего дня, как люди тут же исчезали, а на их месте появлялись другие - им не повезло работать всю ночь.        Уже набирающий прохладу воздух ударил Хоупу в лицо. Не без истинного наслаждения он оттянул галстук, расстегнул пару верхних пуговиц уже измятой за весь день рубашки, позволил ветру растрепать волосы. Реус не терпит стеснения и скуки. Шагая по, никак иначе, архитектурным улочкам, Хоуп любил прогуливаться по узким их частям. Там, где дома практически обнимали друг друга, а соседи напротив, восседая на изящных балконах, заставленных разнообразными цветами, громко переговаривались между собой и попивали травяной чай, запах которого тянулся мимо всех распахнутых в жару окон. Мадлайн обожал встречаться здесь с незнакомцами, сталкиваться почти нос к носу и неловко касаться друг друга в попытках разойтись в разные стороны. Он всегда поднимал голову, улыбаясь любопытной девчонке, выглядывающей из окна цветущей квартиры, снимал шляпу и шутливо кланялся ей. Шляпы, такие мягкие, со средней длины полями, опоясанные тёмной лентой и переносящие Хоупа во времена старых английских фильмов, он никогда не оставлял пылиться на вешалке. Даже сейчас, торопясь к дому, который был буквально в паре кварталов отсюда, Мадлайн пошёл привычной дорогой, хотя его друг уже совершенно терял терпение.       Митос Корсо был одним из тех людей, спорить с которыми совершенно бесполезно, и стоит вовсе не тратить время, а лишь перестать его слушать. У этого парня мозги работали неизведанным образом, а Хоуп уже не пытался его понять - никто уже не сможет сделать этого ещё больше. Он никогда не сможет осознать, как в один миг Митос мог заливать в себя алкоголь и другую дрянь литрами, а в другой проявлять неожиданную сдержанность. Иногда Хоуп совершенно не понимал, что творилось у него в голове. И вот сейчас, оглушённый ревущей музыкой, он не мог сообразить, какая из этих стадий преобладала в Корсо сейчас. И, вроде бы, осознанно управляя своими мыслями на два года дольше, чем он, Хоуп должен был без труда угадать настроение лучшего друга, но... Этому не суждено было сбыться.       Всё вокруг гремело, будто Хоуп решил прогуляться во время жуткой грозы. Это был какой-то бар, в котором музыканты, кажется, вовсе не понимали того, что они делали. Но не это здесь было важно. Более интересным казалось то, что следовало далее. Хоуп занял диван в самом углу, словно океан, охватывающий небольшой стол из тёмного дерева, испещрённый царапинами столовых приборов и пятнами от всевозможных напитков. Бармен был абсолютно пьян, а к тому же, кажется, невыразимо слеп. Потому Мадлайну ничто не мешало заказать белого вина, пока он ещё был в состоянии различать вкус, а затем добавить туда приличную дозу желтоватого, словно подпортившаяся от влаги мука, порошка. Он зашипел в бокале, готовый взорваться, а позже остался лёгким осадком на дне. Начались первые покачивания предметов перед глазами, поплыла шарообразная люстра, смазался угловатый рисунок на обоях, и в помутневших с наступлением зрелости зеленоватых глазах чуть расширились тёмные, как ночь, зрачки. Хоуп пообещал себе, что если Митос не явится через несколько минут, то он примет меры и подойдёт к той толпе симпатичных и крайне подвыпивших девушек. Терпения у Хоупа недоставало, потому через пару мгновений он уже собирался исполнить задуманное, да только вот как на зло на горизонте барной стойки появился Митос.       Он был не так худощав, гораздо крупнее Хоупа, но чуть ниже, имел цвет волос и глаз намного темнее, да и в общих чертах назвать его коренным испанцем можно было с куда большей уверенностью. Его карие, с яркими светлыми пятнами, глаза сверкали, но это был другого рода блеск, отличный от действия алкоголя - блеск сбывшейся мечты и уже оправданных надежд.       - Ты опять начал пить без меня? - Сложно было понять, отчего его голос приобрёл такую неестественную для двадцатидвухлетнего парня хрипоту. То ли дело было в сигаретах, то ли в миллионный раз сорванных голосовых связках. - Ты обещал, что дождёшься моего выступления. - Митос сел рядом, опрокинув в себя содержимое из неопустошённого бокала, чуть не уронив его, а затем сморщился так, будто глотнул горсть испортившихся фруктов вперемешку с кисловатым шампанским. - Чёрт, ты опять свои эксперименты проводишь?       Хоуп несдержанно расхохотался и лишь качнул головой. Он столько раз получал тычки и упрёки по поводу своего «хобби», что уже давненько научился игнорировать их.        - Я дождусь, я же всё ещё здесь. К тому же, твою музыку я воспринимаю в любом виде и состоянии. Ты и без меня это знаешь, верно? - Мадлайн отстранился от спинки дивана и невольно опустил взор на глядящее в его сторону женское лицо. - Оливка придёт? - Эта татуировка у Митоса на предплечье в виде тонувшей в водной пучине девушки, широко распахнувшей глаза, всегда привлекала внимание. А ещё она вызывала крайнее удивление, когда в помещении появлялась персона, жутко схожая с этим самым изображением.       На губах Корсо на мгновение мелькнула улыбка, затем исчезла, а через какое-то время больше не сходила с его лица.       - Она приедет только завтра. Её не хотят отпускать с работы, но она не позволила мне объяснить, что их никто не будет спрашивать.        - Правильно, иначе мы сами её заберем.        Музыканты резко и без всякого логичного завершения прекратили играть. Парень, до этого занимавший место за своеобразным синтезатором, в котором явно не хватало нескольких клавиш, с кучей переключателей и проводков, многозначительно кивнул самому себе, после чего Митос резко поднялся.       - Выступление через пару минут. Постарайся меня дождаться в более или менее осознанном состоянии. - Корсо театрально махнул ладонью, а затем торопливо удалился к пульту.        Хоуп покосившейся ухмылкой и лёгким кивком головы пригласил к себе напористо глазеющую на него брюнетку. Он долил вина в свой бокал и полностью погрузился в удушающий туман. Потом взглянул на Митоса, склонившегося над переключателями. Он каждое мгновение щёлкал по кнопкам, поглядывал на экран своего ноутбука, а затем на секунду останавливался, делая глубокий вдох навстречу проходящим сквозь лёгкие нотам. Корсо всегда умел прочувствовать свою музыку до костей, был в состоянии донести её до остальных так, что никто не мог сдвинуться с места. И Хоуп так же не сопротивлялся этому, чувствуя, как его внутренности сжала неповторимая мелодия и появилось странное щемящее чувство в груди, будто всё вокруг вот-вот перевернётся с ног на голову.