ился, ведь сам в какой-то степени не особо любил эту традицию давать бедным детям по два, а то и по три имени в придачу с двойной фамилией. Вчера его вообще мало что действительно волновало. Но по-настоящему поговорить по душам им всё же придётся, и Мадлайн пообещал себе, что сегодня сам станет инициатором этого разговора. Искренне надеясь, что Пола, проснувшись и не заметив Хоупа поблизости, не станет тут же сгребать все его вещи и бежать восвояси, он захлопнул за собой входную дверь. На ходу он заглотнул дозу порошка, словно сахар прилипшего к нёбу. И день будто стал ярче и радостнее. Ещё не было и восьми, а люди уже стремительно передвигались по улицам, всё время останавливаясь, чтобы поговорить со своими знакомыми. У стен магазинов и отелей стояли группки студентов, переговаривающиеся о чём-то своём и разгоняющие воздух резкими жестами и громкими возгласами. В полдень такой толкотни не увидеть: Реус - ранняя пташка, не выносящая испепеляющего солнца, но возрождающаяся в вечерние часы. Выходить на улицу ради проведения обеденного перерыва в прохладном и тихом месте было бесполезной тратой времени - многие кофейни, рестораны и даже небольшие кафе были закрыты в ожидании вечера, а за пару часов ранее от них можно было выжать лишь чашку кофе да прохладную выпечку. Но места, верные своим постоянным клиентам, а потому открытые в любое время дня и ночи, всё же были. Что уж говорить о раннем утре, когда ленивые горожане целыми семьями отправлялись завтракать в разгорячённые пекарни, и даже на рассвете сложно было найти хоть одни закрытые двери. Люди освещали всю округу ещё до восхода солнца. Мадлайн на мгновение замер у светлого здания и стянул шляпу. Над огромными дверями располагалась длинная табличка с надписью на испанском, через сплошную стеклянную стену были видны знакомые очертания мебели и людей. На первых двух этажах кипела жизнь, в то время как остальные пустовали. Хоуп невольно ухмыльнулся и провёл ладонью по шершавой отливающей рыжиной колонне, поддерживающей будто вырезанное из картона четырёхэтажное здание, на которое наклеили бумажные завитки и узоры, имитирующие благородную лепнину. Здание центра было относительно новым, но те, кто задумали его построить, видимо, решили не выбиваться из общей архитектурной стилистики города. Оттого оно выглядело фальшивым, будто карточным, готовым свалиться набок при первом дуновении ветра. Сотрудников разных областей не хватало, в то время как в отделе телефонной связи толпы людей принимались на работу, а через пару недель тут же покидали её, словно крысы тонущий корабль. Это непостоянство вызывало негодование, а Хоуп даже со своим отсутствием терпения продержался здесь на удивление долго. Стоило ему вспомнить те смешные дни, которые Митос отработал здесь, Мадлайн начинал чувствовать зарождающееся внутри постоянство мыслей. Корсо, даже поднимаясь по этой грубо сделанной лестнице, умудрялся делать то, что делать было совершенно не нужно: врезался в мимо идущих людей, не раз опрокидывал свою чашку с кофе. А стоило ему зайти в офис, как все окружающие сразу понимали, что наступил конец света. Митос - человек, обладающий идеальным слухом, создающий свою собственную музыку и преподносящий её людям в лучшем свете, - путал телефонные звонки, порой заговаривался и нёс всякую чепуху, применял крайне странные методы, чтобы помочь людям справиться со своим горем. Времена здесь были не те, чтобы увольнять людей из-за их беспомощности, так что Корсо сам, абсолютно понимая своё невежество в этом деле, ушёл практически сразу. Его не волновало то, что он столько времени потратил на изучение профессии, которая ему вовсе не пригодится, Митос лишь радовался тому, что теперь мог полностью посвятить себя делу всей его жизни. Хоупа поприветствовали лёгким кивком головы. Он не был близок со своими коллегами, к тому же этих людей он видел чуть ли не впервые - Мадлайн крайне редко выходил на работу по выходным, потому вращался немного в другом кругу людей. Не было видно ни Хэны, ни Марко, хотя он мог снова опаздывать, что было, по мнению Хоупа, единственной его слабостью. Невольно поймав себя на создании образа Хенси в своей голове, Хоуп вспомнил о номере, который он так и не удосужился записать в свой повидавший все стороны жизни мобильник. Мадлайн повернул ладонь, вглядываясь в практически стёршиеся очертания цифр на коже. Около получаса он развлекал себя тем, что с напускной серьёзностью и тягучей ленью жирно обводил их ручкой, а ещё около получаса боролся с желанием точно так же обвести татуировку между большим и указательным пальцами левой руки. Она не была такой огромной, как у Митоса, и не так бросалась в глаза, но всегда вызывала чуть ли не больше вопросов. Всего лишь угловатый контур цветка, похожего то ли на лотос, то ли на тюльпан, а иногда и вовсе отдалённо напоминавшего геральдическую лилию, не должен был привлекать так много внимания. Телефон молчал, и Хоуп начал лелеять мысль о том, что день пройдёт быстрее и спокойнее обыкновенного. Если бы он знал хоть одну молитву, то обязательно попросил бы, чтобы все несчастные перенесли своё убийство на завтра, когда работать уже будет кто-нибудь другой. Кто угодно назвал бы это бездушием, а Мадлайн с улыбкой обвинил бы во всём смертельную скуку. Как раз тогда, когда Хоуп от нечего делать начал переговариваться с девушкой за соседним столом, раздался пронзительный визг телефона. Мадлайн сделал глубокий вдох, на самом деле радуясь, что его оторвали от этой маловажной и ещё более бесполезной, чем молчание, беседы. Он снял трубку, вальяжно откинулся на спинку стула и снова быстро заговорил, практически не разделяя слова между собой. - Добрый день, вы попали в центр психологической помощи Таррагоны, Реус. Меня... Хоуп резко замолк, с неожиданным испугом прислушиваясь к всхлипываниям на той стороне провода. Ему показалось, что это был плач ребёнка. Это обескуражило его, и Хоуп не знал, что ему стоило сказать, он словно онемел. Лишь когда через пару мгновений послышался не менее растерянный голос, Мадлайн вспомнил, как дышать. Нет, это совсем не ребёнок, а девушка. Скорее всего, именно девушка, так как не слышалось и намёка на скованность или ложную меланхоличность, которыми обычно отличались звонившие сюда женщины. Хоуп слышал лишь жуткий страх и отчаяние. - Вы здесь? Хоуп не мог заставить себя говорить. Он не мог совладать с этим, а ещё та манера, с которой говорила девушка, казалась ему чужой. Английский, явный британский акцент. Мадлайн изо всех сил напряг свою память, вспоминая когда-то изучаемый им язык. Он совсем недавно знал его, только нужно было потянуться за лопатой, чтобы вызволить его из ямы по ненадобности отброшенных в сторону отрывков памяти. Ещё учась в школе, он знал английский как нельзя лучше. Хоуп никогда не любил его, испанский казался ему гораздо приятнее, но учитель английского умел так глубоко запрятать в чужие головы эти немаловажные навыки, что Мадлайн не мог не испытывать к нему уважение. - Да, конечно, я здесь. Что...? - Снимите меня отсюда, прошу вас. - Она не давала ему сказать и слова. Брови Хоупа сдвинулись к переносице, когда он снова услышал этот сдавленный голос. Её словно душили, стягивали горло удавкой, но Мадлайн знал, что не давало ей сказать - слёзы. - Мисс, как вас зовут? Скажите мне, где вы, и я обязательно пришлю вам помощь. Хотя бы примерно, я смогу помочь вам. - Я на крыше. Я... Боже мой, я не знаю, где я нахожусь, честное слово, не знаю! Я не могу, не могу больше. - Голос сорвался, не способный сдержать напряжения. Хоуп пытался расслышать что-то ещё, но то ли ветер не давал ему вслушаться, то ли сдавленные под напором страха всхлипы. Эти попытки восстановить дыхание разрывали ему сердце - он сам не понимал, почему, но в груди у него всё болезненно сжалось, вызывая невыразимую тяжесть. - Выслушай меня. Если ты назовёшь мне своё имя, я смогу связаться с твоими родными. Я помогу, только если ты будешь отвечать на мои вопросы. - Хоуп попытался вложить в свою интонацию как можно больше убедительности, физически ощутимой уверенности. Он чувствовал, что должен ей помочь, должен спасти эту маленькую потерянную девочку. Сколько бы ей ни было лет, она совсем ребёнок, который встретился со своим худшим страхом. - Осмотрись вокруг, опиши мне то, что ты видишь, и видит ли кто-нибудь тебя. А главное - не думай сделать и шагу. Она сделала глубокий вдох, видимо, стараясь взять себя в руки. - На меня смотрят люди внизу. Я не понимаю, что они говорят. Но они поняли, что я пыталась спрыгнуть. - Мисс, как только это пришло вам в голову! - с досадой воскликнул Мадлайн и невольно сжал телефонную трубку пальцами. Он не соображал, что кидался от одного тона к другому: от официального к мягкому и дружескому. - Опиши мне то, что ты видишь. Расскажи мне, что или кто тебя заставил. Я уверен, что такая милая девушка ни за что бы не проявила безразличия к своим родным и друзьям, верно? Если тебя заметили, то снимут с этой чёртовой крыши через пару минут, ты только жди. Расскажи, всё станет проще. - Я... Я не знаю, здесь всё такое одинаковое. Я вижу только здание. Четыре этажа, стена у него, кажется, вся застеклённая, а само оно рыжее. - Мадлайн подавил в себе желание сорваться с м