мной, как у Митоса, и не так бросалась в глаза, но всегда вызывала чуть ли не больше вопросов. Всего лишь угловатый контур цветка, похожего то ли на лотос, то ли на тюльпан, а иногда и вовсе отдалённо напоминавшего геральдическую лилию, не должен был привлекать так много внимания. Телефон молчал, и Хоуп начал лелеять мысль о том, что день пройдёт быстрее и спокойнее обыкновенного. Если бы он знал хоть одну молитву, то обязательно попросил бы, чтобы все несчастные перенесли своё убийство на завтра, когда работать уже будет кто-нибудь другой. Кто угодно назвал бы это бездушием, а Мадлайн с улыбкой обвинил бы во всём смертельную скуку. Как раз тогда, когда Хоуп от нечего делать начал переговариваться с девушкой за соседним столом, раздался пронзительный визг телефона. Мадлайн сделал глубокий вдох, на самом деле радуясь, что его оторвали от этой маловажной и ещё более бесполезной, чем молчание, беседы. Он снял трубку, вальяжно откинулся на спинку стула и снова быстро заговорил, практически не разделяя слова между собой. - Добрый день, вы попали в центр психологической помощи Таррагоны, Реус. Меня... Хоуп резко замолк, с неожиданным испугом прислушиваясь к всхлипываниям на той стороне провода. Ему показалось, что это был плач ребёнка. Это обескуражило его, и Хоуп не знал, что ему стоило сказать, он словно онемел. Лишь когда через пару мгновений послышался не менее растерянный голос, Мадлайн вспомнил, как дышать. Нет, это совсем не ребёнок, а девушка. Скорее всего, именно девушка, так как не слышалось и намёка на скованность или ложную меланхоличность, которыми обычно отличались звонившие сюда женщины. Хоуп слышал лишь жуткий страх и отчаяние. - Вы здесь? Хоуп не мог заставить себя говорить. Он не мог совладать с этим, а ещё та манера, с которой говорила девушка, казалась ему чужой. Английский, явный британский акцент. Мадлайн изо всех сил напряг свою память, вспоминая когда-то изучаемый им язык. Он совсем недавно знал его, только нужно было потянуться за лопатой, чтобы вызволить его из ямы по ненадобности отброшенных в сторону отрывков памяти. Ещё учась в школе, он знал английский как нельзя лучше. Хоуп никогда не любил его, испанский казался ему гораздо приятнее, но учитель английского умел так глубоко запрятать в чужие головы эти немаловажные навыки, что Мадлайн не мог не испытывать к нему уважение. - Да, конечно, я здесь. Что...? - Снимите меня отсюда, прошу вас. - Она не давала ему сказать и слова. Брови Хоупа сдвинулись к переносице, когда он снова услышал этот сдавленный голос. Её словно душили, стягивали горло удавкой, но Мадлайн знал, что не давало ей сказать - слёзы. - Мисс, как вас зовут? Скажите мне, где вы, и я обязательно пришлю вам помощь. Хотя бы примерно, я смогу помочь вам. - Я на крыше. Я... Боже мой, я не знаю, где я нахожусь, честное слово, не знаю! Я не могу, не могу больше. - Голос сорвался, не способный сдержать напряжения. Хоуп пытался расслышать что-то ещё, но то ли ветер не давал ему вслушаться, то ли сдавленные под напором страха всхлипы. Эти попытки восстановить дыхание разрывали ему сердце - он сам не понимал, почему, но в груди у него всё болезненно сжалось, вызывая невыразимую тяжесть. - Выслушай меня. Если ты назовёшь мне своё имя, я смогу связаться с твоими родными. Я помогу, только если ты будешь отвечать на мои вопросы. - Хоуп попытался вложить в свою интонацию как можно больше убедительности, физически ощутимой уверенности. Он чувствовал, что должен ей помочь, должен спасти эту маленькую потерянную девочку. Сколько бы ей ни было лет, она совсем ребёнок, который встретился со своим худшим страхом. - Осмотрись вокруг, опиши мне то, что ты видишь, и видит ли кто-нибудь тебя. А главное - не думай сделать и шагу. Она сделала глубокий вдох, видимо, стараясь взять себя в руки. - На меня смотрят люди внизу. Я не понимаю, что они говорят. Но они поняли, что я пыталась спрыгнуть. - Мисс, как только это пришло вам в голову! - с досадой воскликнул Мадлайн и невольно сжал телефонную трубку пальцами. Он не соображал, что кидался от одного тона к другому: от официального к мягкому и дружескому. - Опиши мне то, что ты видишь. Расскажи мне, что или кто тебя заставил. Я уверен, что такая милая девушка ни за что бы не проявила безразличия к своим родным и друзьям, верно? Если тебя заметили, то снимут с этой чёртовой крыши через пару минут, ты только жди. Расскажи, всё станет проще. - Я... Я не знаю, здесь всё такое одинаковое. Я вижу только здание. Четыре этажа, стена у него, кажется, вся застеклённая, а само оно рыжее. - Мадлайн подавил в себе желание сорваться с места и помчаться на улицу, лишь приподнялся со своего места, что, попроси она его, он бы действительно не стал медлить. Она видела здание центра, цеплялась за него взглядом, а Хоуп неожиданно почувствовал, будто он сам удерживал её над непреодолимой пропастью. Словно это от него всецело зависела её жизнь. Он на мгновение почувствовал её пальцы, вцепившиеся в его предплечье в попытке ухватиться как можно крепче. - Я не могу. Я не могу и не хочу вспоминать, Боже, не спрашивайте меня. Я больше не выдержу, я и так не могу перестать думать об этом. - Она перешла на хрип, кажется, не могла больше разговаривать. Это было похоже на шёпот, такой раздирающий, словно говорила она последний раз в своей жизни. Хоуп до отвращения не любил этот тон, искренне ненавидел. И он чувствовал такую беспомощность, что до боли стиснул пальцы. Со стороны улицы он услышал полицейскую сирену, и она тут же эхом отозвалась с той стороны провода. - Ты должна жить дальше. Назло всему, назло собственному отчаянию. Оно временное, а вот твоя смерть - нет. - Хоуп замолчал, испытывая раздражение к собственной неразговорчивости. Он никогда не мог говорить действительно долго, когда это было так необходимо. Мысли заканчивались всегда так не вовремя. Мадлайн сглотнул и вернулся к нужной волне. Он её ненавидел, но когда говорил без всяких барьеров слишком долго, то совершенно терял грань. А она же должна быть, так? - Не молчите, говорите всё, что угодно, лишь бы я знал, что вы благополучно ступили на землю. В ответ ему было молчание, прерываемое лишь тяжёлым, дрожащим дыханием. Послышался глубокий вдох, словно девушка собралась что-то сказать, но тут же связь оборвалась. Хоуп бездумно вслушивался в пустые гудки, а в такт им свой ритм отбивало его сердце. Оно бешено билось, готовое сорваться с места и начать колесить по всему организму. Сначала Мадлайн не мог понять, почему этот разговор мог так взволновать его: он не имел права с уверенностью сказать, что спас очередную жизнь, как и утверждать, что погубил её. Почему этот уставший и потерянный голос заставил его испытать такое волнение? Только потом, через пару часов, он наконец понял. Дело было не в ситуации, и уж тем более не в девушке, которую он слышал впервые, - всё это проделки воспоминаний. Она своей попыткой взлететь лишь разбередила старые раны: сорвала кожу с болезненных шрамов и вонзила в них тонкие иглы. Моменты из не самого лучшего детства тёмной тучей нависли над ним, опутали душащими сетями, не позволяя снова отмести их в сторону. Хоуп больше не мог отогнать голодные, измученные лица детей, своих сверстников, глядящих на него из-под прозрачных бровей. Он снова, как наяву, видел слёзы, пустые попытки прекратить своё существование и животную ярость ко всему миру. А Хоуп так старался стереть из своей памяти это ненавистное прошлое, что сейчас, когда оно распростёрло свои объятия и шло навстречу к нему, уже не мог отвернуться. Оно поглотило его. Вместо щепотки убивающего порошка он заглотнул несколько граммов. Хоупу чертовски сильно хотелось выпить, но его уже заметно пошатывало от накатившей слабости и опьяняющего спокойствия. Все лишние мысли испарились из головы, словно их там и не было, но тяжесть где-то внутри лёгких не пропадала, всё так же давила, неумолимой силой тянула к земле. Давно Мадлайн не испытывал такого сильного желания вернуться домой и не покидать его до самого утра. Хватит на сегодня эмоций. На самом деле, Хоуп немало удивился, когда Пола, словно у себя дома, расхаживала по комнатам и с улыбкой встретила его у порога. Почему-то он надеялся, что она исчезнет из его жизни точно так же, как и все остальные. Это было привычнее, гораздо проще. В любом случае, на хоть какой-либо разговор он был совсем не настроен. В зеркало на него смотрело чужое, будто высушенное старостью лицо. В уголках глаз и на переносице уже начинали прокладываться пока еле видимые морщинки. Стремительно появившаяся щетина портила весь вид: некогда аккуратная бородка, опоясывающая угловатый подбородок, сужающаяся в узкую полоску на пути к тонким губам и появляющаяся вновь над верхней губой, спускаясь до самых уголков, не выглядела больше такой безупречной. Мадлайн будто постарел на несколько лет за эти пару часов. Он желал лишь наконец вернуться в постель, не думая ни о чём, и поскорее забыться в одурманивающем сне. Пола была явно другого мнения. Не успела она появиться, как уже разрушала весь порядок вещей. Стоило Хоупу лечь, как девушка тут же оказалась рядом с до жути довольным выражением лица. Если бы у него были силы, то бездонное количество сил, которое неожиданно иссякло, он был выставил её за две