— Шуга, — на выдохе ответил он, лениво потирая переносицу, словно очень сильно устал. Хотя это именно так и было.
— Но это ведь не имя, — возмутилась девушка, закатывая глаза от раздражения. Этот тип, почему-то, бесил её, хотя они толком и не поговорили ещё.
— На работе я Шуга, — ответил парень, удивлённо косясь на неё.
Кажется, она была первой, кто спросил об этом. Зачастую у него не то, чтобы настоящее имя, даже псевдоним не всегда спрашивали. И ему было всё равно. И даже как-то нормально. Привык, должно быть. Да, скорее всего.
— А вне работы? — не унималась девушка.
Она, правда, не замечает, как сильно раздражает сейчас его?
— А вне работы мы не увидимся, — прошипел, стараясь поскорее отвязаться от её вопросов, потому что они, почему-то, бесили его больше, чем что-либо. Наверное, он просто не выспался, вот и злится из-за пустяков.
— Хорошо, сладенький, как скажешь, — уже громче, отчего Юнги, успевший привыкнуть к шёпоту, почти вздрогнул. Это она сейчас ему?
— Сладенький? — он приподнял в удивлении бровь, прокашливаясь в кулак. — Почему «сладенький»?
— А почему «Шуга»? — колко выплюнула, отлично понимая, что он не ответит. И не ошиблась на этот счёт.
Он молчал. Не в его правилах раскрывать себя так быстро. Да и кто она ему? Они видятся в первый раз в жизни. И в последний.
— Ты идёшь? — спрашивает девушка, делая несколько шагов от него, и оборачиваясь, чтобы удостовериться, что он не отстаёт.
— Куда? — не понял Юнги, на секунду растерявшись под напором собственных мыслей, которые без разрешения проникали в измученное сознание.
— Оппа, ты какой-то тормознутый, честно, — выдохнула она прежде, чем продолжить. — На свидание.
Юнги даже был готов поклясться, что видел, как её уши покраснели от этих слов, и улыбнулся своим мыслям. А может это не так уж и плохо, иногда общаться с людьми? Кажется, он забыл, как это иногда весело.
— Ах, да! — словно опомнился. Он ведь на работе. — Что от меня требуется? — давно заученным тоном давно надоевшую фразу, которая изо дня в день превращалась в самую употребляемую.
Грустно как-то.
— Быть моим парнем.
Иногда, бывало, он не виделся с друзьями несколько дней, не смотря на то, что живут в одной квартире. Тогда Юнги казалось, что он один, потому что даже по имени окликнуть его было некому. На работе да, псевдоним. Такой сладкий, что оставляет неприятное приторное послевкусие, от которого парень не может избавиться вот уже несколько лет. Смешно, но, несмотря на всю свою напускную грубость, иногда хотелось, чтобы кто-то обнял. Молча, потому что говорить он не любил. Но никого не было. Никогда.
— Эй, ребёнок! — окликнул он девушку, замечая, как она недовольно поджимает губы. — А тебя как зовут?
— Йевон, — ответила, улыбнувшись, и схватила за руку, поторапливая его.
Может, он не такой уж правильный и, может, далеко не милый, но вот эти простые жесты заставляют его вздрагивать от неизвестных ему чувств. Что это? Должно быть, поэтому людям нравится ходить на свидания и держаться за руки? Когда твоей холодной ладони касается чья-то, более тёплая, это волшебно. Даже Юнги не мог не согласиться. Вот только всё это мимолётно. Всё хорошее рано или поздно заканчивается. И это закончится. Сразу же, как только его руки коснутся хрустящие бумажки, обходящиеся ему слишком дорого, но от этого не менее желанные.
***
— Только ничего не говори из того, что ты уже, должно быть, придумал, — говорил господин Пак сыну, когда они усаживались в мягкие кресла в ресторане. — А лучше — вообще молчи, я всё сделаю за тебя.
— А ты сказал им, что твой сын немой? — усмехнулся Чимин, откидываясь на спинку и прикрывая покрасневшие от переутомления глаза. — Так, может, скажем, что твой сын умер? — предположил, потирая переносицу. — Тогда и жениться не нужно, а я пойду домой отсыпаться.
Отличная идея! И он хоть выспится, а то в последнее время ему снится всякая херня, когда выдаётся хоть немного свободного времени поваляться в постели. Возможно, ему уже давно стоило перестать быть таким впечатлительным и научиться не обращать особого внимания на чувства других людей. Возможно. Но он не мог. С ним они поступали неправильно, почему он не сделает так же? Почему не отплатит той же монетой?
— Прекрати, ты всё равно не сможешь ничего сделать, — прошипел отец, в упор глядя на сына. — Ты всё равно женишься на ней, — его тон не заставлял сомневаться. — Мне нужны связи в полиции, — выдал он причину такой идиотской сделки, где главная ставка — на чью-то жизнь.
— А я-то думал, что она обычная дочь богатого предпринимателя, но ты удивил меня, конечно, — театрально похлопал в ладоши, посмеиваясь. — За это нужно выпить. Официант! — окликнул парня в униформе. — Принеси мне виски.
Чимин видел, как отец непроизвольно сжал челюсти от злости. О, да, пусть злится. Парень только этого и добивается. Если уж решил сломать жизнь сыну, хотя там и так уже не осталось ничего целого, то пусть терпит теперь. Чимин не намерен останавливаться на этом. Кажется, его невесту ждёт весёлая жизнь, он позаботится, чтобы она не скучала.
— Ты что устраиваешь здесь? А ну быстро прекратил! — прикрикнул господин Пак, подавая знак официанту об отмене заказа.
— Что хочу, то и делаю, — ответил сын, наваливаясь на стол всем телом и осматривая людей в огромном зале. — Мне ведь жениться скоро, не тебе, — усмехнулся прежде, чем продолжить. — А почему ты сам не женишься на ней? Она же, наверняка, молодая, красивая. И её отец полицейский. А ты вдовец. Прошло всего несколько месяцев, но это ведь ничего? — спросил, поджимая пухлые губы. — Ты ведь трахал какую-то шлюху прямо в спальне, когда мама была дома. Ты знал об этом, — распаляясь не на шутку. — Она в тот день упала с лестницы. Наверное, тебе за стонами ничего не было слышно, но это было довольно больно, — выплёвывал слова одно за другим, совершенно не успевая задумываться над их смыслом.
Он опомнился, только когда его щеку обожгла смачная пощёчина, заставляя дёрнуться в сторону, но он не почувствовал физической боли. Перед его глазами был только образ лежащей на полу матери, когда он вернулся из университета и обнаружил её у подножья лестницы — будь она проклята! — без сознания. Если бы тогда отец хоть на секунду подумал о том, что он не один, всё было бы по-другому. Но тот всегда думал только о себе. И продолжает делать так же.
— Заткнись! — немного громче, чем нужно было, чтобы на них продолжали не обращать внимания. Но сейчас было всё равно, потому что ярость кипятком разносилась по венам, лишая трезвости рассудка и не давая возможности осознать, что происходит.
— А что тебе не нравится, папочка? — наигранно-ласково спросил Чимин, потирая горящую щеку ладонью. — Видимо, правильно говорят, что правда глаза колет, — хмыкает, поворачиваясь к отцу лицом.
— Зато я не проститут, — упрекнул тот, делая несколько глотков из своего стакана с водой.
— Да, ты ещё хуже, — выплюнул сын, чувствуя, как обида горящим пламенем проходится по сердцу, слегка обжигая, но всё же не дотла.
Парень опустил взгляд на свои руки, разглядывая их с таким неподдельным интересом, чтобы только не выдать то, что ныло где-то глубоко внутри. Возможно, это уязвлённое самолюбие. Может быть, это разбитое сердце. Или всё же задеты другие чувства? Те, которые задевать не стоит. Чувство доверия, пошатнувшееся уже давно от лжи и безразличия родного человека, который должен был быть каменной стеной, куда даже ветер не задувает. Чувство нужности, востребованности, ожидания… Забота. Вера. Самопожертвование. Любовь, в конце концов. Почему Чимин не чувствует всего этого? Чем он заслужил такое болезненное бездействие и равнодушие со стороны отца? За что тот так его ненавидит? Чимин не знал. Только чувствовал, что тот готов прикончить его прямо здесь. Мешает только, кажется, выгода, которую можно ещё сыскать.
— Господин Чон! — воскликнул отец над ухом, заставляя даже вздрогнуть от неожиданности, но в ступоре всё же не поднять головы, продолжая всматриваться в свои ладони, которые сейчас с силой сжимались в кулаки. Даже костяшки побелели от напряжения в мышцах. — Ваша дочь такая красивая, — восхищённо проникало в сознание, вынуждая сжимать челюсти почти до судорог.