Чимин откинул голову в бок, отстраняясь, прислоняясь щекой к холодному кафелю и наблюдая, как Юнги швырнул телефон на пол и взял в руки уже ненавистную младшему чашку с жидкостью.
— Выпей ещё немного воды, — попросил, слыша сдавленный стон друга. — Пожалуйста, хотя бы чуть-чуть, — на что тот отрицательно покачал головой, разбрызгивая капельки воды с мокрых волос, которые сейчас светлыми прядями прилипли к лицу. — Прекрати вертеться и пей, блять! — теряя терпение, хватая Чимина за подбородок и заставляя пить воду до тех пор, пока тот не закашлялся, отстраняясь.
— Хён, меня тошнит, я больше не могу, — скулил Чимин, прикрывая рот ладонью в попытке сдержать рвотный позыв, вызванный большим количеством выпитой жидкости…
— Ты сможешь, это совсем не страшно, — успокаивал Чонгук, гладя сестру по волосам. — Наверное.
— Ты совсем не помогаешь, — улыбнулась Ын Ха, утыкаясь в его плечо носиком и шмыгая им от нахлынувших слёз.
— Я знаю, — выдохнул тот, продолжая перебирать прядки её теперь уже коротких волос. — Тебе стоило поговорить с кем-то другим.
Эти слова заставили обоих замолчать, погружаясь в тишину, которую прерывал только негромкий звук включенного телевизора.
— Оппа, улыбнись, — вдруг ожила девушка, натягивая на лицо улыбку и строя милую моську. — Теперь я стану богаче.
Она постаралась отыскать плюсы в своём замужестве, но там был только один — деньги. Как-то грустно. И Чон видел это на её лице, сожалея о том, что не может ничем помочь.
— Я предлагал отцу переодеть меня в девушку и выдать замуж вместо тебя, но он отказался почему-то, — пожал плечами брат, обнимая сестру за плечи.
— Да, интересно, почему это он так? — и они оба рассмеялись, вот только было непонятно… слёзы выступают на глазах от смеха или от безысходности?
Чонгук крепче обнял Ын Ха, позволяя ей спрятать лицо в своей толстовке. Потому что понимал, что ей это сейчас необходимо. Потому что чувствовал, что в ней что-то изменилось. Потому что не знал, что именно.
— Если ты захочешь поговорить, то я всегда… — начал он, когда услышал приглушённый шёпот и почувствовал, как она сильнее стискивает мягкую ткань его одежды в своих маленьких кулачках.
— Я знаю, — и всхлип, на который Чон заставил себя не обратить внимания.
Как и на все последующие. И даже когда она громко выдохнула, хрипя от беззвучных рыданий, он не сказал ни слова, потому что чувствовал, что ей просто нужно побыть рядом. Просто позволить себе расклеиться, чтобы через несколько минут улыбаться, не обращая внимания на покрасневшие глаза и растёкшуюся подводку.
— Оппа, ты чего раскис, как девчонка? — выбираясь из тёплого плена его рук и ударяя в плечо кулачком. — Ну-ка, соберись, тряпка! — и улыбнулась, вынуждая сделать то же в ответ.
Всё-таки она сильная.
Сильнее, чем можно было подумать…
Спустя неделю, когда Чимин смог уже почувствовать себя значительно лучше и узнать, насколько Шуга бывает злым, с удивлением обнаружилось, что завтра у него свадьба, о которой он уже успел позабыть, ныряя в мир чрезмерной заботы своих друзей.
Конечно же, он не сказал им, что сознательно принимал транквилизаторы не просто для того, чтобы успокоить нервы, как благополучно поверили те, а для того, чтобы притупить чувства и эмоции. Получалось немного хуже, чем он ожидал, но хоть как-то. Естественно, никто так и не узнал, что обезболивающее он выпил не только в тот день и не только, чтобы избавиться от ноющей зубной боли. Просто раньше как-то прокатывало, ведь он не употреблял спиртного, отлично зная, что реакция может быть непредсказуемой, вплоть до летального исхода. Чимин знал, что транквилизатор очень усилит действие анальгетика*, поэтому принимал их вместе, как взаимодополняющие, иногда даже превышая допустимую дозу.
Закинув в рот несколько таблеток, он постарался скорее запить их, чтобы не осталось неприятного осадка, но он остался. Неудовлетворение. Ощущение пустоты и тревоги. «Режим отмены» вступил в действие после перерыва в приёме и теперь реакция может быть непредсказуемой. Но Чимин считал, что это всё же лучше, чем чувствовать каждой клеточкой своего тела то, что не хотел.
Он научился справляться с этим так.
Заглатывая отвращение таблетками, чтобы усмирить рвущегося наружу Пак Чимина, человека с ранимой душой. Человека, который не смог бы. Зато это место всегда занимает его дьявольский двойник, улыбающийся сексуально и немного пугающе, но это только заводит. Опасный блеск горит в его глазах-щёлочках, которые он намеренно щурит, чтобы казаться лучше, прелестнее, но никак не милее. Нельзя. Пухлые губы, искусанные почти до крови от не то хрипов, не то стонов, всегда по-блядски растягиваются в оскале, в котором каждый найдёт что-то своё. И находит. Потому что нельзя пройти мимо красивого и льнущего, горячего и холодного, послушного и сопротивляющегося… Грубого и ранимого…
Мимо Пак Чимина пройти нельзя, потому что у него маска вместо лица. Потому что у него стоны вместо всхлипов. Потому что он безбожно ухмыляется и просит ещё.
Потому что у него вместо сердца в груди парочка транквилизаторов с анальгетиками в желудке.
Потому что он не хочет чувствовать ничего.
Особенно чужую боль, потому что свою пережить не может…
*Транквилизаторы — успокаивающие средства, способные устранять страх, тревогу, эмоциональное напряжение.
*Анальгетики — лекарственные препараты, которые подавляют болевые ощущения.
========== Клятва ==========
Комментарий к Клятва
Хм… Вот как-то так. У нас 101+ и мне захотелось Вам что-то подарить. Не знаю, какая будет реакция на эту главу, но я готова принять любую ^^
Ах, да, как Вам идея написания спин-оффа даной работы? А то что-то Юнги в моей голове уж слишком много… Будет интересно узнать Ваши мысли по этому поводу.
Приятного прочтения ♥
Рано или поздно это случилось бы.
Ын Ха понимала.
Поэтому совсем не сопротивлялась, когда отец, сверкая своей самой доброй улыбкой, вёл её к алтарю, где уже ожидал Чимин. Её совсем не интересовало то, как он выглядит, и насколько хорошо на нём сидит этот чёрный костюм. Она вовсе не волновалась из-за того, смотрится ли её новая причёска со свадебным платьем, которое она, кстати, разглядывала с одной лишь целью — не смотреть на человека рядом. Не видеть его улыбки. Не замечать холодности и издевки во взгляде. Она готова была смотреть на его грудь, ворот его белой рубашки. Согласна была гипнотизировать всё что угодно, лишь бы не смотреть ему в лицо.
Не смотреть.
И не видеть…
Будущее, которого нет.
— Обменяйтесь кольцами… — слишком громко. Почти оглушающе. Даже дышать, кажется, нечем.
Когда Чимин тянет к ней руку, Ын Ха инстинктивно отходит назад, не думая о том, что в зале сейчас больше сотни людей, и все они смотрят на неё, жадно ловят каждое движение, перешёптываются и… ждут. Того, что она позволит жениху надеть кольцо на безымянный пальчик. Того, что она улыбнётся. Натянуто, но хоть как-то. Гости недоумевают, когда она роняет обручальное кольцо в нужный момент. Руки трясутся и совсем не слушают. Вторая попытка оказалась более удачной, но не менее болезненной. Касаться его, оказывается, противно, поэтому она сразу одёргивает руку и замечает его испепеляющий взгляд. Ему не нравится, он не скрывает.
— Перед лицом Господа и родными объявляю вас мужем и женой…
Словно лезвием по сердцу. Улыбки и поздравления. Слёзы и смех. Слишком много всего, чтобы осознавать происходящее и не впадать моментами в ступор от страха и неизвестности. Чтобы не бежать куда-то явно не навстречу переменам, не забиваться в угол. Тёмный и холодный. Не позволять себе дать слабину.
— Милая, ну ты чего? — прошептала мама, поглаживая своей тёплой ладонью по спине. От этого стало лучше, но не хорошо.
Увы.
И слёзы текли по щекам, потому что их уже никто и не собирался сдерживать. Потому что было больно и обидно. Настолько, что даже улыбка всё время выходила какой-то кривой. Неестественной. Фальшивой. Наверное, всё из-за того, что она такой и была? Да, скорее всего поэтому.